"П.Шуваев. Статьи на спорные темы" - читать интересную книгу авторавладений и полагает (ошибочно, скорее всего, но, положа руку на сердце,
возможно, не более ошибочно, нежели многие из сертифицированных гуманитариев), что humaniora для него родная стихия, бедолага, скорее всего, будет воспринят в лучшем случае как некая талантливая и хорошо выдрессированная обезьяна. Но и это бы ладно, в конце концов, те, кто воротит нос от Проппа, могут и у Юнга выкопать преисконные корни мотива бедного, благородного, ущемленного, но гордого незнайки-неумойки, коему что-то такое великое на роду написано - подвигов наворотить, перепобеждать кого можно и нельзя и вступить во владение чем уж им там владеть положено. Ну и, допустим, наш бедолага надеется, что, насовершав всякого разного, можно будет присоединить завоеванное к искони ему принадлежавшему и радостно володеть. Так вот володеть-то в как раз и не получится: первым делом надо не то чтобы отказаться от родимого своего сегмента-фрагмента, а попросту объявить во всеуслышание, что отказываешься признать его частью того самого трудноопределимого целого - культура, значиться, сама по себе, а эта вся фигня отдельно. И получается, что быть люмпеном просто не в пример удобнее и приятнее. С люмпена-то и спрос невелик, он по самой своей природе настолько незначителен, что никто и не подумает (стрезва, по крайней мере) всерьез требовать от него прилюдного покаяния в том, что данный ему богом разум вкупе с благоприобретенными познаниями и навыками тщится он пусть не обратить во зло, но уж заведомо поставить на службу властвующим темным силам, которые таковым обращением всенепременно и со сладострастием займутся. властвующие силы, кажется, никогда и ни в чем не преуспевали так хорошо, как в обращении во зло практически чего угодно. Разве только ошметки объективизма заставят внести некоторое уточнение: лишь совсем недавно властвующие силы стали безоговорочно отождествляться с силами темными (и в том смысле темными, что способны натворить бед просто по дремучему невежеству). А до того и оружейных дел мастера, сооружавшие копья, арбалеты и прочие средства уничтожения, и поэты, сочинявшие воинственные марши, имели полную возможность наслаждаться лицезрением собственной незапятнанной совести. Более того, в античном мире именно поэзия оказалась секретным (правда, по недосмотру допущенным к экспорту) оружием, о чем с несомненностью свидетельствует история хилого, но велеречивого Тиртея. Что же касается властвующих, им традиционно полагалось знать, уметь и понимать все; этакие исчадия, понятно, в состоянии были внушать разве что благоговение и восторг - в случае самых что ни на есть деспотов слегка разбавленный благочестивым ужасом. Те же ошметки вынудят признать, что среди наиболее успешных провокаторов раздора, войны, хаоса, экономического и морального упадка сколь угодно безумные ученые до сих пор еще безнадежно уступают солидным университетским философам, не говоря уж о религиозных мыслителях. Общечеловеческая культура едина уже потому, что чуть ли не все в ней может быть обращено во зло. И вот какая картинка приходит на ум. Осознав, что культура опасна, а бросать ее жалко, образованный люд преисполнился боязливой жалости к себе и в результате пришел к совершенно логичному выводу, что мудрец (каковым |
|
|