"Мурасаки Сикибу. Дневник " - читать интересную книгу автора

должна быть счастлива - вон, улыбается. Думает, наверное, - хороший ей
муженек достался".
Можно было подумать, что развязность Митинага объясняется излишком
выпитого. Однако держался он вполне достойно, и, несмотря на производимый
им шум, государыня внимала ему благосклонно. Супруга Митинага, однако,
почувствовала себя, вероятно, утомленной от этих речей и решила уйти.
"Мамочка меня не простит, если я ее не провожу", - закричал Митинага,
поспешая за ней сквозь занавески. Все засмеялись, когда он пробормотал:
"Государыня, может, думает, что я всякий стыд потерял, но не будь у нее
таких родителей, ей бы не взлететь так высоко".

XXVIII. Около 10-го дня 11-й луны

Уже приближался день возвращения государыни в государев дворец, и нас
одолевали беспрестанные заботы. Государыня была занята переплетением книг.
С рассветом мы являлись в ее покои, подбирали нужную по цвету бумагу и
отправляли вместе с самой рукописью с приложением просьбы к переписчику. С
утра и до ночи мы приводили в порядок уже перебеленные рукописи.
"Холодно-то как. Молодая мать должна поберечь себя", - сказал Митинага
государыне. Тем не менее, он принес ей хорошей тонкой бумаги, кисть, тушь и
даже камень для ее растирания. Государыня отдала его мне. Дамы не скрывали
своей зависти, говоря, что я скрытно обошла их. Но тем не менее, государыня
одарила меня также превосходной бумагой и кистями.
Когда я находилась у государыни, Митинага прошел в мою комнату и
обнаружил спрятанную там рукопись "Повести о Гэндзи", которую я собиралась
отнести домой. Он же отдал ее своей второй дочери. В то время у меня не
было достойным образом перебеленной рукописи, а эта могла только сделать
меня предметом насмешек.
Ребенок уже стал издавать какие-то звуки, и потому нетерпение государя
увидеть сына было столь естественным.
Наблюдая за птицами в пруду, которых с каждым днем становилось все
больше, я представляю себе, как станет красиво вокруг, если снег выпадет
еще до отъезда государыни. И вот - двумя днями позже, когда я совсем
ненадолго забежала к себе домой, снег действительно выпал. Я смотрела на
свой запущенный сад, и горькие мысли одолевали меня. Последние годы я жила
здесь на поводу у восходов и закатов, смотрела на цветы и слушала птиц,
наблюдала, как весна и осень окрашивают небо, отмечая про себя смену
времени года. Я не знала, что станет со мной. Неуверенность в завтрашнем
дне преследовала меня. Но все же с кем-то я обсуждала свою никчемную
повесть, а с людьми близкими по духу обменивалась доверительными письмами.
Писала я и тем, к кому подступиться было не так легко. Занималась
"Повестью" и находила утешение в бесконечных разговорах о том, о сем. Я
отдавала себе отчет, что не гожусь для светской жизни. Хорошо только, что я
не совершила ничего постыдного или же заслуживающего осуждения, но горечи и
мучений выпало на мою долю тогда немало.
Чтобы отвлечься, я взяла в руки "Повесть", но на сей раз не
почувствовала былой радости и осталась ею недовольна. Мне показалось, что
люди мне дорогие, с которыми я коротала время в беседах, должны считать
меня пустой и никчемной. Мне стало так горько и стыдно, что я решила писем
больше не писать. Люди, которых я считала в глубине души близкими, наверное