"Мигель Сильва. Лопе Де Агирре, князь свободы " - читать интересную книгу автора

верованиям, есть лютый зверь желтого цвета, с черными пятнами и с длинными
клыками, почитают они также богиню Дабайду, по их верованиям, даму чистую и
прекрасную, и в храмах ее, говорят, премного сверкает золотых украшений
тонкой работы. Губернатор Панамы дон Франсиско де Баррионуэво устремился
сердцем на невозможную затею соединить воды огромного моря, открытого
Нуньесом де Бальбоа, с другими необычайными водами Колумбова моря-океана,
сие чудесное и невероятное деяние одна могущественная рука Господня способна
свершить. Однако вышеназванный губернатор вовлек меня в свою нелепую затею,
и много месяцев я бродил по дикой сельве и среди скал, в мрачных Дарьенских
отрогах я позабыл, как светит солнце, я пересек зеленые болота, где над
топью летает тьма-тьмущая москитов и разносит зловредные лихорадки; я
встречался один на один с ядовитыми гадюками и прочими адскими змеями, у
коих на хвостах колокольчики; я закалил душу и тело, пробираясь вдоль
бурливых ручьев, плывя на плотах, пирогах и бригантинах; дважды на волосок
находился от того, чтобы послужить пищею злоковарным кайманам; птицы-вещуньи
преисполняли меня печалью, плачем своим предвещали смерть; не зная сна и
отдыха, отражал я отравные стрелы индейцев, кои способны устрашить самых
твердых духом; у меня на руках преставились три наших солдата, у них от
напоенных ядом дротиков кожа почернела ранее, нежели их приняла смерть.
Жалкие моменты отвесили мне в уплату за мои труды, но зато в избытке имел я
великую честь и удовольствие спустя некоторое время получить королевский
указ, составленный в Вальядолиде, коим мне дарована должность рехидора в
Пиру [11] , "в вознаграждение за службу, умелость и усердие", так было
написано. И вот рехидором я прибыл на землю Куско, чудо, коему нет равного,
и при виде сего града я возликовал и позабыл обо всех страданиях и тысячу
раз возблагодарил Ваше Величество и Господа нашего Бога.
Таков уж я, что и тут не сыскал покоя; правду сказать, я не искал его в
сей самой сказочной и самой беспокойной части Нового Света. С другой же
стороны, спрашиваю я себя: что станет с волом не пашущим и с воином не
воюющим? В сем Пиру токмо и мечтаний, что о землях чунчо [12] , равно как в
Панаме воздыхают о богине Дабайде, а в Кито о стране корицы и во всей
Тьерра-Фирме - об Эльдорадо. У индейцев об одном разговор: как пройдешь
землю чунчо, сразу за ней город, где площади вымощены золотыми плитами,
серебряные жилы там распарывают землю по швам; тихие пастбища и хрустальные
реки, будто зеркало рая земного. Трижды ослепила меня греза о землях чунчо и
других подобных, и трижды ходил я воевать индейцев, основывать селения,
покорные воле Вашего Величества, и всякий раз ворочался домой битым, и то
чинило мне досаду и огорчение, каковые токмо возможно человеческому сердцу
снести. Первый раз ходил я с греком Перо де Кандиа, и безо всякого проку,
сто раз сбивались с пути и блуждали среди самых мрачных гор на земле, из
разверстых небес на головы нам лились злые дожди, путь мы себе прорубали
топорами и мачете, опускались в пропасти на вервиях, кои тут называются
лианами, губили индейцев, не помышлявших защитить себя, и возвратились в
Куско, сокрушаясь душою, с распухшими ногами и телом, изодранным терниями.
Того более плачевным был мой второй поход в земли чунчо под командой
Перансуреса, помощником у коего был Хуан Антонио Паломино. И хотя оба они
умелые командиры и действовали согласно, хотя отправились с нами три сотни
испанских солдат, сверх того восемь тысяч индейцев и негров для услуги, мало
вышло проку и не было нам удачи. Обрушились на нас тяжкие беды, и худшей из
всех был голод. В глухих горах окончилось у нас продовольствие, не было в