"Роберт Силверберг. Царь Гильгамеш" - читать интересную книгу автора

происходить таким вещам, и крайне незаконным образом.
После нее было много других. Город был полон грязнолицых чумазых
девчонок, охотно готовых пойти на часок поразвлечься, и я, должно быть,
перепробовал половину из них.
Потом я открыл для себя, что те же удовольствия, только без вони и
прочих небольших недостатков, можно получить и от девушек высшего общества.
Мало кто мне отказывал, и то больше из страха, что им попадет. Я, со своей
стороны, всегда был ненасытен. Мне казалось, что, когда мое тело трепетало в
наивысшем наслаждении, я общался с богами. Это было так, словно тебя бросало
прямо к богам. Разве это не так? Акт соития - возможность познать все, что
свято. Пока ты этого не совершил, ты пребываешь словно за пределами всего
того, что разумно. Ты немногим выше животного. Единение духа и плоти в акте
совокупления как раз и есть то, что приближает нас к богам. Я каждый раз
чувствовал, что в то бешеное мгновение перед излитием семени со мной не
просто урукская девчонка, а сама огненная богиня Инанна - богиня, а не
жрица. Это святое занятие.
Помимо этого я заметил - и очень рано, - что соитие замечательным
образом успокаивало мою душу. Ибо тогда, да и много лет спустя, меня
разрывали бурные чувства, которые я едва понимал и от которых не умел
защищаться. Мне кажется, что моя горячая кровь кипела не только от обычной
плотской потребности, но от чего-то более глубокого и темного, от
мучительного одиночества, которое нападало на меня, аки волк в ночи. Часто
мне казалось, что я единственное живое существо в мире призраков и
привидений. Не имея ни отца, ни брата, ни настоящего друга, отстраненный от
людей своей богоподобностью, печать которой мог видеть на мне любой
недоумок, я обнаружил, что погружен в странную, ошеломляющую пустоту души.
Она жалила меня и жгла холодом, словно лед, приложенный к коже. Поэтому я
тянулся к женщинам и девушкам за единственным утешением, которое мог найти.
Удовлетворение страсти, по крайней мере, давало мне несколько часов
передышки от возмущения духа.
Когда мне было одиннадцать лет и одиннадцать месяцев, один из моих
дядей заметил в банях, что мое тело превратилось в мужское, и сказал мне:
- Мы пойдем сегодня вечером в жилище жриц при храме. По-моему, твое
время давно пришло.
Я знал, что он имел в виду. И у меня не хватило смелости сказать ему,
что я не дождался законного посвящения во взрослые.
Когда полдневная жара чуть спала, мы облачились в юбки тонкого льняного
полотна, дядя на моих плечах нарисовал тонкую красную черту и срезал прядь
моих волос. Мы вместе пошли в храм Инанны. Мы прошли через задний двор и
пересекли лабиринт небольших комнатушек, мастерских, кладовых для
инструментов, библиотеку, где храмовые жрицы ждут поклоняющихся.
- Сейчас ты отдашься богине, - сказал мне дядя.
Какую-то страшную секунду мне показалось, что он устроил так, что мою
предполагаемую девственность я должен был принести самой Инанне, а не жрице.
Может, царский сын и должен рассчитывать на столь высокого наставника в
искусстве любви, я, должно быть, нашел бы в себе храбрость сочетаться хоть с
самой богиней, но обнимать верховную жрицу было совсем другим делом. Ее
ястребиное лицо пугало меня. Ее лицо, и мысль о ее жиреющей плоти. Она была
старше моей матери. Несомненно, в свое время она была самой совершенной
женщиной; теперь она старела, и поговаривали, что она болеет, а на последнем