"Роберт Силверберг. Валентин Понтифекс" - читать интересную книгу автора

смываемый следующим, уже обычным дождем. Нет, первым знаком беды стал не
сам пурпурный дождь, а увядание чувственников в саду Этована Элакки: это
произошло за два или три дня до дождя.
Есть над чем призадуматься, но в общем-то ничего из ряда вон
выходящего. Не так-то это и сложно - заставить чувственников увянуть. Они
представляют из себя небольшие растения, чувствительные к психологическим
излучениям; у них золотые листочки и неприметные зеленые цветки. Их родина
- леса к западу от Мазадоны, и любой психический диссонанс в пределах их
досягаемости - будь то гневные выкрики, рев дерущихся в лесу животных или
даже, как утверждают, одно лишь приближение человека, совершившего
серьезное преступление - приводит к тому, что листочки чувственников
складываются, как ладони во время молитвы, и чернеют. Такая реакция,
казалось, не имеет никаких биологических объяснений, как часто думал
Этован Элакка; но нет никакого сомнения в том, что тайна будет раскрыта
при внимательном изучении, которым он собирался когда-нибудь заняться. А
пока он просто выращивал чувственники у себя в саду, потому что ему
нравилось, как весело сверкают их золотистые листья. Поскольку во
владениях Этована Элакки царили порядок и гармония, то ни разу за все
время, что он выращивал чувственники, не случалось ничего такого, чтобы
они зачахли - до сих пор. Загадка. Кто мог переругиваться у границ его
сада? Какое злобно рычащее животное в провинции, где встречалась только
домашняя скотина, могло внести сумятицу в порядок, которым отличалось его
поместье?
В порядке для Этована Элакки, шестидесятилетнего
земледельца-джентльмена, высокого и статного, с крупной седой головой,
заключался смысл бытия. Его отец был третьим сыном герцога Массисского, а
оба брата последовательно занимали пост мэра Фалкинкипа, но его самого
государственная служба не привлекала: как только он вступил в права
наследства, то приобрел роскошный участок земли в безмятежной, холмистой
зеленой местности на западном краю Рифта, где устроил Маджипур в
миниатюре, - маленький мирок, воспроизводивший красоту и спокойствие всей
планеты, ее ровный гармоничный дух.
Он выращивал обычные для этих мест культуры: ниук и глейн, хингамоты
и стаджу. Стаджа была основой его хозяйства, поскольку спрос на сладкий
воздушный хлеб из клубней стаджи никогда не падал, и хозяйства Рифта
должны были производить ее в достаточных количествах, чтобы обеспечить
потребности примерно тридцати миллионов жителей Дулорна, Фалкинкипа и
Пидруида, а также еще нескольких миллионов, проживавших в окрестных
городках. Чуть выше стаджи по склону располагалась плантация глейна - ряды
густых, куполообразных кустов, между удлиненными серебристыми листьями
которых гнездились крупные гроздья небольших, нежных, налитых соком
голубых плодов. Стаджа и глейн всегда росли рядом: давно было известно,
что корни глейна выделяют в почву азотосодержащую жидкость, которая после
дождей опускается по склону и стимулирует рост клубней стаджи.
За глейном виднелась рощица хингамотов, где из почвы торчали
мясистые, грибовидные желтые отростки, вздувшиеся от сахарного сока: они
улавливали свет, энергию которого поставляли растениям, что прятались
глубоко под землей. А вдоль границ всего поместья протянулся чудесный сад
Этована Элакки. Сад состоял из деревьев ниук, посаженных, как принято,
группами по пять, причудливыми геометрическими фигурами. Элакка любил