"Морис Симашко. Искупление дабира (требует вычитки)" - читать интересную книгу автора

И опять возрождалась Рей. Не было уже огня, и ровное солнце стояло в
небе. Ребенок прильнул к ее молоку, вспыхивали и пропадали радостные блики.
Грудь, глаза, руки Рей излучали переполнившего ее бога.
Он ходил к ней, принимая ниспосланное. Больного его поила она
исцеляющим соком -- хайямом, который по завету делают огнепоклонники из
некоего тайного корня. И слезы видел он у нее, когда почернело от болезни
его тело. Венчающую имя нисбу взял он себе по целебному питью гябров...
В тени навеса сидели они. Древние царские строения числят в своем
наследстве гябры, но камышом и колючкой приходится крыть рухнувшие своды.
Потайные клети цитадели приспособлены для приходящих гуламов, и площадка
расчищена для пьющих вино. В недрах горы скрыто капище, и горит там их
святой огонь, сохраненный от царей Эраншахра. В пятнах от нефти обычно
ветхая хламида старца мобеда...
Они ели хлеб с мятым урюком, и сладкая струйка сбегала на подбородок у
девочки. Нельзя отличить при свете дня мать от дочери, и только ночью, когда
танцуют они среди огня, очевидна разница. С заученной бессмысленностью
повторяются движения у девочки, и нет в них высокого божьего промысла.
Солнце с молоком еще не пробудилось в ней, и лишь оболочка предвещает
продолжение Рей...
Свистнул мальчик-страж с башни, и послышалось конское ржание. На виду у
всего рабада ехал кто-то к гя-брам. Женщины засуетились, забегали из одной
клети в другую, мужчины поспешно принялись готовить "костер греха".
Эмир Кудан, бывший раб-гулам, а ныне новый мерв-ский шихне, уже
пошатывался; тройной золотой пояс на
253


нем ослаб, а руки производили ненужные движения. Трое гуламов в красных
сапогах пьяно молчали, оглядывая площадку для костра.
-- О... наш факих!
У Туркан-хатун увидел его недавно этот эмир, когда объяснял он младшей
жене султана происхождение разных народов. Не дано большего ума счастливцу
гуламу, но и спесив он в меру. Громко призвав божье свидетельство, согнул
плечи в поклоне рослый эмир. Принято так делать при встрече с учеными
людьми, хранящими в памяти всю книгу Посланника, мир над ним. Если бы мог
еще мервский шихне осознать, в каком месте это происходит, то вдвое
поднялась бы цена столь очевидной набожности.
В серебряном кувшине на старом гябрском блюде вынесли вино. Эмир Кудан
долго пил из узкого горлышка. Жрица танцевала на кувшине, и поворот бедер
был там у нее такой же, как у Рей...
Невидимо было пламя костра при солнечном свете, но когда удлинилась
тень от башни, то сразу обрело очертания. Лирой горело вначале оно, согласно
уложенному заранее так саксаулу. Но вот заворочались раскаленные корни,
метнулись искры в темнеющее небо, и независима стала форма огня от людей.
Девочка старательно танцевала в огненной лире, и смотрел на нее эмир.
Гуламы всякий раз уходили по клетям с женщинами. Ему передавали вино с
эмирова дастархана, и сам эмир говорил, что слаще сахара мудрость его
стихов. Рей убирала деньги, падающие на блюдо...
Тлели угли в синеющей тьме. С девочкой пошел эмир Кудан, упираясь
ногами в целый мир. А сам он оказался где-то на склоне, и огни вечного