"Жорж Сименон. Письмо следователю" - читать интересную книгу автора

Он ждал меня у двери. Мы вошли в кабинет, и пациент тут же начал
раздеваться. Я надел халат, вымыл руки. В то утро на душе у меня было так
спокойно, словно во всем мире воцарилась тишина. Может быть, на мое
настроение отчасти влиял цвет неба, господин следователь? Во всяком случае,
это был один из тех воскресных дней, когда человек может ни о чем не
думать.
И я ни о чем не думал. Мой пациент что-то монотонно бубнил,
подбадривая себя - процедуры были довольно болезненны, - иногда он
останавливался, с трудом сдерживая стон, и тут же выдавливал:
- Пустяки, доктор. Продолжайте.
Потом он оделся, попрощался со мной за руку. Мы вышли вместе, и я
запер дверь кабинета. Посмотрел вверх - вдруг Мартина сидит у окна? Дошел
до угла, в маленьком баре купил газету. Во рту у меня стоял привкус
лекарств, и я пропустил у стойки рюмку вермута.
Потом я не спеша вернулся домой. Отпер дверь.
Вошел, вероятно, не так шумно, как обычно. Мартина и Элиза - так звали
нашу новую прислугу - покатывались на кухне со смеху.
Я улыбнулся. Я был счастлив. Подошел, взглянул через щелку: Элиза,
стоя у раковины, чистила овощи;
Мартина, непричесанная, в пеньюаре внакидку, с сигаретой в руке,
сидела, опершись локтями о стол.
Меня редко затопляла такая нежность к ней, как на этот раз. Понимаете,
она внезапно раскрылась, передо мной с той стороны, с какой я ее не знал, и
это привело меня в восхищение.
Мне нравятся люди, умеющие запросто посмеяться со служанкой, особенно
с такой вот крестьяночкой, как Элиза, и я понимал, что Мартина сидит с ней
не из вежливой снисходительности, как иные хозяйки.
Пока я был внизу, они вели себя, как две подружки: встретились
праздным воскресным утром и болтают.
О чем? Не знаю. Уверен, они смеялись по пустякам, смеялись над вещами,
о которых не рассказывают и которых мужчине ни за что не понять.
Когда я появился в дверях, Мартина сконфузилась:
- Ты дома? А мы тут с Элизой рассказывали друг другу всякую всячину...
Что с тобой?
- Ничего.
- Не правда. С тобой что-то творится. Пойдем.
Она с беспокойством встала, потащила меня в спальню:
- Сердишься?
- Да нет же!
- Грустишь?
- Клянусь...
Ни то ни другое. Я был взволнован. Допускаю, взволнован глупо, но так
сильно, что боялся показать это и даже сознаться в этом самому себе.
Почему? Даже сегодня затрудняюсь ответить. Может быть, потому, что в то
утро бессознательно, беспричинно чувствовал, что подхожу к максимуму своей
любви, к пределу понимания человека человеком.
Понимаете, я был уверен, что понял Мартину! Эта девчонка, хохотавшая
на кухне с нашей крестьяночкой, была такой свежей, такой чистой...
Но тут же возникло иное чувство - знакомая смутная тоска...
Мартина поняла все. Поэтому потащила меня в спальню. Поэтому ждала.