"Жорж Сименон. Письмо следователю" - читать интересную книгу автора

брал его на ремень. В трактирах держал между коленями, и, насколько я
помню, у ног его, уткнувшись мордой в сапоги, всегда лежала собака.
Как видите, я не преувеличивал, утверждая, что теснее связан с землей,
чем вы.
Я ходил в деревенскую школу. Ловил рыбу, лазил по деревьям, как мои
сверстники.
Замечал я тогда, что мать моя постоянно грустна?
Честное слово, нет. Серьезность, никогда не покидавшая ее, казалась
мне приметой всех матерей вообще; кротость и неизменная, но как бы
приглушенная улыбка - тоже.
Отец сажал меня на рабочих лошадей и волов, угощал подзатыльниками,
бросал мне словечки, от которых мать так и вскидывало, и от его усов, на
моей памяти уже седых, с самого утра несло вином или кое-чем покрепче.
Отец пил, господин следователь. В каждой семье кто-нибудь пьет, разве
не так? В моей таким оказался отец.
Он пил на ярмарках. Пил на фермах и в трактирах. Пил дома. Высматривал
с порога прохожих и затаскивал их в винный погреб: ему нужен был предлог
для выпивки.
Особенно опасны для него были ярмарки: в подпитии самое чудовищное
озорство казалось ему заурядной шалостью.
Лишь с годами я понял, что не раз видел людей, похожих на моего отца,
и могу поручиться: в каждой деревне найдется такой же.
Вас отделяет от земли целое поколение, и вам, понятное дело, незнакомы
безжалостно монотонная смена времен года, тяжесть неба, с четырех утра
начинающего давить на плечи, и тянущиеся часы, любой из которых еще более
обременен повседневными заботами, нежели предыдущий.
Есть люди, не замечающие этого; про них говорят, что они счастливы.
Другие пьют, ездят на ярмарки, бегают по девкам. Таким был мой отец.
Проснувшись он сразу же взбадривал себя стопкой водки - она придавала
ему ту веселую энергию, какой он славился во всей округе. Затем ему
требовались новые стопки, новые бутылки - они поддерживали в нем показной
оптимизм. И моя мать, господин следователь, понимала его. Это главное, за
что я люблю и уважаю ее.
Большая часть нашей жизни протекала в общей столовой; ухо я, как все
дети, держал востро, но никогда не слышал, чтобы мать упрекнула:
- Опять пил, Франсуа!
Если в ярмарочный день отцу случалось просадить на девок стоимость
целой коровы, мать никогда не спрашивала, где он был.
Думаю, что про себя она называет это "почтением". Она почитала в отце
мужчину, и дело тут не только в благодарности за то, что он взял в жены
одну из девиц Лану. Мать просто сознавала в душе, что ее муж иначе не
может.
Сколько раз по вечерам, уже лежа в постели, я слышал, как
фанфарно-резкий голос отца возвещал о нашествии его распьяным-пьяных
приятелей: он подбирал их где попало и приводил к себе раздавить отвальную
бутылку.
Мать прислуживала им. Время от времени подходила к моей комнате и
прислушивалась. Я притворялся спящим: я знал, она страшно боится - вдруг я
запомню неблагозвучные слова, раздающиеся в столовой.
Раза три-четыре в год мы продавали кусок земли, "отруб", как у нас