"Жорж Сименон. Письмо следователю" - читать интересную книгу автора

счет национальных имуществ <Земли, конфискованные во время Великой
французской революции у дворян и духовенства и проданные с торгов буржуа и
богатым крестьянам.> в годы Революции, а потом украсили свою фамилию
частицей "де".
Как видите, я делаю все, что в моих силах, чтобы держаться как можно
ближе к правде. Приближусь я к ней еще больше или чуточку отступлю от нее -
теперь это, в сущности, не имеет значения. Я считаю себя настолько
искренним, насколько это в человеческих силах.
И в мыслях у меня ясность, какая появляется лишь после того, как
оказываешься по ту сторону.
Тем не менее я полностью отдаю себе отчет в собственном бессилии. Все,
что я говорю, - правда и в то же время ложь. А ведь много-много вечеров
подряд, вытянувшись на постели рядом с Армандой и силясь уснуть, я
спрашивал себя, почему, собственно, она здесь.
Сегодня я задаю себе тот же вопрос и боюсь, что, прочитав мое письмо,
вы тоже зададитесь им - только применительно к себе.
Я женился на Арманде. В тот же вечер она очутилась в моей постели. В
тот же вечер я занялся с ней любовью, и это не доставило радости ни ей, ни
мне; я стеснялся своей потливости, своей неловкости и неопытности.
Знаете, что было труднее всего? Целоваться с Армандой из-за постоянной
улыбки, играющей у нее на губах.
Прошло десять лет, но мне по-прежнему кажется, что она потешалась надо
мной, когда я "вскакивал в седло", как выразился бы мой отец.
Чего я только не передумал о ней! Вот вы не видели нашего дома. Любой
ларошец скажет, что это одно из самых уютных жилищ в городе. Даже наша
старая мебель настолько посвежела, что мы с матерью едва узнавали ее.
Но для меня дом навсегда стал домом Арманды.
Здесь вкусно кормили, но это была ее кухня.
Знакомые? Через год я уже считал их не своими, а ее знакомыми.
Позднее, когда произошли известные события, все, даже те, в ком я
видел близких друзей, кого знал со студенческих, а то и с детских лет, -
все, как один, встали на ее сторону.
- Счастливчик! Откопать себе такую жену!
Да, господин следователь. Да, господа. Я смиренно признаю это. И как
раз потому, что десять лет изо дня в день признавал это, я...
Довольно! Я опять срываюсь. Но мне так явственно почудилось: еще одно
усилие - и я доберусь до самой сути!
В медицине самое главное - диагноз. Как только болезнь распознана,
остается лишь лечить или браться за скальпель. Вот я и стараюсь распознать
болезнь.
Я не любил Жанну и никогда не задумывался, люблю ее или нет. Я не
любил ни одну из женщин, с которыми спал. Мне это попросту было ни к чему.
Да что там! Мне казалось, что слово "любовь" нельзя употреблять без стыда,
кроме как в вульгарном обороте "заниматься любовью".
Слово "сифилис" и то лучше: оно, по крайней мере, выражает то, что
обозначает.
Разве в деревне говорят "любовь"?
Нет, у нас скажут иначе:
- Я огулял такую-то.
Мой отец горячо любил мою мать, и тем не менее я уверен: он никогда не