"Жорж Сименон. Письмо следователю" - читать интересную книгу автора

Он встретился с ней раньше меня! Предложил ей выпить, и она
согласилась. Он знал другую Мартину.
Мартину до меня, Мартину, которую я ненавидел, которую возненавидел с
первого взгляда и которую она сама тоже ненавидела.
Новую Мартину создал не я. И не притязаю на это: я не Господь Бог.
Новая Мартина - всего лишь былая Мартина, прежняя девочка, которая никогда
в ней не умирала, и единственная моя заслуга, если тут можно говорить о
заслуге, единственное, что дает мне право на ее любовь, сводится к тому,
что я разглядел ее подлинное лицо под маской притворства, первой жертвой
которого стала она сама.
Я решил любой ценой вернуть ей веру в себя, в жизнь.
Когда я утверждаю, что знал о прошлом Мартины все, понимайте меня
буквально: все, включая поступки, мысли, ощущения, в которых человек
нечасто признается другому.
У меня бывали ужасные ночи. Но дурное в Мартине сходило на нет, а
значение имело только это. Я видел, как мало-помалу рождается иная Мартина,
изо дня в день все более похожая на ту, шестнадцатилетнюю, что изображена
на фотокарточке, которую она мне подарила.
Я больше не боюсь выглядеть смешным. Теперь мне некого бояться, кроме
себя самого. Это я вот к чему.
Каждый человек, даже если его достояние умещается в двух чемоданах,
все равно долгие годы не расстается с кое-какими вещами.
Мы пересмотрели вещи Мартины, пересмотрели так беспощадно, что со
многими покончили навсегда, например с парой чулок - я их вижу, как сейчас:
почти новенькие, - которые она надела, отправляясь на одно свидание, и
которые мы сожгли в камине.
У Мартины не осталось, как говорится, даже нитки из того, что она
привезла с собой, а я был лишен возможности купить ей все новое - мне ведь
приходилось получать деньги из рук Арманды.
Чемоданы Мартины опустели, гардероб ограничился самым необходимым.
Был январь. Подумайте о ветре, морозе, слишком коротких днях,
полумраке маленького города, о наших отчаянных попытках обезопасить свою
любовь от всего, что могло ее потушить! Подумайте о моих приемных часах, о
наших мучительных расставаниях, наконец, о домике г-жи Дебер, нашем
единственном прибежище, куда я входил, задыхаясь от волнения.
Подумайте о тех болезненных вопросах, которые нам предстояло решить, и
о трудностях, которые создавала для нас жизнь в доме Арманды и которые
постоянно, стараясь сохранить в нем мир, мы сами и усугубляли.
Да, конечно, мы лгали. Но если восхищаться тут нечем, то мы, во всяком
случае, заслуживали благодарность ближних за эту ложь: в конце концов мы
заботились об их покое, а ведь у нас были дела поважнее.
Нам нужно было разобраться в себе. Приучиться к своей любви,
пересадить ее, если позволено так выразиться, на почву повседневности и
акклиматизировать там.
А я принимал по тридцать пациентов за утро! Я завтракал без Мартины, в
доме Арманды, лицом к лицу с дочками. Разговаривал с ними. Вероятно, мне
удавалось держать себя в руках, коль скоро лукавая умница Арманда и та
ничего не замечала.
Двуличие, не так ли, господин следователь? Полно!
Порой, когда я сидел за столом в кругу семьи, в которой не было места