"Жорж Сименон. И все-таки орешник зеленеет" - читать интересную книгу автора

дома.
Я машинально просматриваю газеты, главным образом финансовую
информацию, а мадам Даван, все так же бесшумно, словно скользя, приносит мне
третью чашку кофе.
Я всегда был лаком до кофе. Кандиль, мой домашний врач, уже с лишком
двадцать лет напрасно советует мне воздерживаться от него. Поздно. В моем
возрасте уже не меняют привычек, мне так же трудно отказаться от трех чашек
кофе, как и от остального.
Я не прочь посмеяться над собой. Жизнь моя вошла в определенную колею и
катится по ней, как паровоз по рельсам. Любопытно, что постоянное повторение
того, что я делаю каждый день, приносит мне известное удовлетворение.
Такое же, какое я испытываю, видя на своих местах картины и вещи,
которые я приобрел постепенно, в течение многих лет. Для меня они не связаны
с какими-либо переживаниями. Я никогда не думаю о том, что они могли бы мне
напомнить.
Я просто люблю их, за их форму, материал, из которого они сделаны, за
их красоту. В гостиной, например, стоит женская бронзовая головка, изваянная
Роденом, и я поглаживаю ее всякий раз, как прохожу мимо.
Золоченые часы семнадцатого века бьют каждые полчаса, и мадам Даван
следит за тем, чтобы они никогда не останавливались. Терпеть не могу, когда
часы стоят. Мне кажется, что они умерли. Все часы в доме показывают точное
время, кроме электрических часов на кухне, которые спешат на пять минут.
Вандомская площадь понемногу оживляется. Слышно, как поднимают
металлические шторы витрин, и у ювелира в первом этаже моего дома тоже.
Часы бьют девять, и это значит, что мне пора встать с кресла и сменить
халат на пиджак. Чтобы пройти в переднюю, я должен пересечь большую
гостиную, где работает одна из уборщиц, Я знаю их только с виду. Они
довольно часто меняются. Сейчас, по-моему, это француженка и испанка.
Я не вызываю лифт, потому что мне надо спуститься всего на один этаж,
где на двери красного дерева прибита медная дощечка с выгравированной на -
ней надписью:

Ф. Перре-Латур, банкир

Ф. значит Франсуа. Это я. Хотя большая часть дела все еще принадлежит
мне, фактически я уже не хозяин. Я отказался от этой роли четыре года тому
назад, когда мне исполнилось семьдесят. В тот день я был очень расстроен,
потому что вдруг сразу почувствовал себя стариком.
Прежде я о старости почти не думал. Правда, я стал быстрее уставать,
чаще приглашал Кандиля по поводу разных недомоганий, но старым себя не
чувствовал.
А тут вдруг решил, что я старик, и начал жить, ходить, говорить и
действовать, как подобает старику.
С тех пор у меня и появились разные причуды. С тех пор о моем доме и
обо мне самом начала заботиться мадам Даван.
"Сколько лет я еще проживу, если ничего не случится?"
Я задал себе этот вопрос совершенно спокойно. Мне кажется, я не боюсь
умереть. В день моего семидесятилетия меня пугала лишь мысль, что я могу
стать немощным.
Я вспомнил, как несколько лет назад смотрел на тех, кого считал