"Жорж Сименон. Сын" - читать интересную книгу автора

конца передачи, закричал, радостно протягивая нам руки:
- Мир, друзья, мир! Можете отправляться по домам!
Он нервно смеялся, лицо его было мокрым от дождя и слез.
Передавали сообщение о Мюнхенском соглашении, и через несколько дней,
уже демобилизованный, я снова сидел за своим столом в отделанном мрамором
здании на улице Лафит.
Это не был мир, это была отсрочка войны, многие это понимали, и
потому несколько следующих месяцев были совсем особенными.
Не то чтобы люди наслаждались жизнью, но у меня было впечатление,
будто каждый изо всех сил старается жить как можно полнее, взять как можно
больше радостей от жизни.
И я тоже, хотя еще недавно чуть было не обрадовался войне. Не стану
пытаться объяснить тебе это противоречие. Даже плеврит, который внезапно
обнаружился у меня в декабре, не огорчил меня. Хотя врач очень настаивал
на том, чтобы я лег в больницу или уехал к родителям, где за мной могли
ухаживать, я оставался на набережной Гранз-Огюстен, и ухаживала за мной
горничная, забегавшая ко мне в свободные минуты. Лежа в постели,
прислушиваясь к звукам, доносящимся через окна, я читал с утра до вечера.
Именно тогда я прочитал мемуары Сюлли "Сюлли, Максимильен де Бетон, герцог
де Сюлли (1559 - 1641) - министр и друг Генриха IV", вышедшие новым
изданием, а также, уже во второй раз, воспоминания кардинала де Реца "Рец,
Поль де Гонди, кардинал (1613 - 1679) - политик и писатель, активный
участник феодального мятежа середины XVII в. (Фронда).", книгу в старинном
переплете, которую когда-то принес мне отец.
Бледный, едва держась на ногах, я в январе вернулся на улицу Лафит. А
в феврале вновь заболел, казалось, не серьезно, но, поднявшись с постели,
чувствовал себя скверно, и мой начальник - тот самый, чье место
впоследствии, когда его вынудили уйти в отставку, занял я, - настоял,
чтобы я взял отпуск для восстановления здоровья.
В раннем детстве я какое-то время жил в Грассе - мой отец был там
супрефектом, - и мне вдруг захотелось вновь увидеть Лазурный берег, где я
не был с тех пор. Я взял чемодан, две-три книги по теории вероятностей,
сел в поезд и сошел в Канне. Там, в районе Сюке, я нашел гостиницу с
пансионом. Эвкалипты и мимозы окружали ее белые стены. Сюке возвышается
над портом и над городом, и я из своего окна мог видеть не только яхты,
сновавшие в заливе и в море, но и крыши старого города, которые являли
моим глазам все оттенки розового цвета. Мой дом был расположен выше
остальных, и через окна и балконные двери я мог наблюдать скрытую от
других будничную жизнь семей, чаще всего стариков.
Однажды утром, когда на солнце было почти жарко, я поддался соблазну
- спустился вниз к сверкающему морю и выкупался, совсем один на огромном
пустынном пляже.
Два дня спустя температура у меня поднялась до сорока, в полубреду я
смутно слышал, как шепчутся вокруг меня какие-то незнакомые люди. А еще
через день в санитарной машине я был доставлен в больницу, окруженную
садом, напоминавшим монастырский.
Здесь я и встретил медицинскую сестру Алису Шавирон, которая потом
стала моей женой и твоей матерью.
Я потому так подробно рассказал об этой поре моей жизни, чтобы ты
лучше представил себе мое состояние в тот момент, когда ей суждено было