"Жорж Сименон. Сын" - читать интересную книгу автора - А в Париже? Вы ведь, кажется, из Парижа?
- Да. У меня есть только родители, они живут в Везине. - Вы живете не с ними? Я кивнул. - Завтра или когда захотите, можно будет написать им несколько слов. - Спасибо. О себе и своей семье она сообщила мне немного позже: очень скоро у нее вошло в привычку каждую свободную минуту забегать ко мне в палату - дверь она оставляла полуоткрытой, и почти всегда чей-нибудь настойчивый звонок прерывал нашу беседу. Она говорила: - Вот не терпится людям! Умирают они там, что ли? Или: - Ну вот! Это из семнадцатой палаты, требует клизму. Через три дня я уже знал все о моих соседях по этажу, об их болезнях и характерах. Однажды ночью в нашем отделении умер старик, болевший раком. Меня разбудил шепот, тихие шаги в коридоре; я слышал разговоры по телефону, затем, спустя какое-то время, стук носилок о косяк двери. Накануне мимо моей двери промелькнула фигура священника, который иногда появлялся у нас. Алиса Шавирон в эту ночь дежурила, но, когда в семь часов утра она зашла ко мне, лицо ее было свежим и улыбающимся, как обычно. - Вы слышали? - Да. - Для него это лучше. Но я ужасно зла на его детей: подумать только - за три недели они только раз навестили его. А ведь одна из дочерей живет в Ницце, у сына гараж в Грассе. Старик был итальянским эмигрантом, приехал состояние. Теперь, когда он умер, все небось примчатся сюда и станут лить слезы. Она с улыбкой посмотрела на меня: - Вы что, расстроились? - Нет. - На некоторых больных подобные вещи производят ужасное впечатление, поэтому, когда это случается, мы стараемся делать все как можно тише. - А сейчас он где? - спросил я. - Внизу, в подвале. Там есть специальное помещение. - Давно вы работаете сестрой? - Диплом я получила девять лет назад, а мы с вами одногодки. - Откуда вы знаете, сколько мне лет? - Из вашей истории болезни. Вы старше меня на месяц и три дня. К полудню, когда начинало пригревать солнце, мне уже позволяли лежать у открытого окна, и тогда я видел вершину платана, темно-зеленые разлапистые ветви зонтичной сосны и иголки, четко вырисовывающиеся на фоне голубого неба. Читать я еще не мог. Я ничего не делал - я жил ожиданием врачебного обхода два раза в день, потом умывания, уборки и особенно еды, которая постепенно оказалась в центре всех моих интересов. Самым тягостным был утренний туалет, о котором я всякий раз думал с ужасом; я начинал жить только после того, как все унизительные процедуры были позади и мое чистое тело лежало на свежих простынях. Я написал открытку отцу и матери, в которой сообщил о своем отпуске, |
|
|