"Жорж Сименон. Сын" - читать интересную книгу автора

Твоя мама, она, конечно, тоже свидетель, а может быть, и судья. Но и
я в свою очередь был и остаюсь для нее судьей. Мы с ней на равных. Она
знает мои недостатки, но и я знаю все ее слабости, и потом - она видела
мое беспомощное нагое тело на больничной койке.
А теперь я задаю себе вопрос - но не хочу отвечать на него: если бы
не это, женился бы я на ней? Видишь, тебе лучше, пожалуй, не читать этих
страниц, лучше подождать, пока ты станешь зрелым человеком - разумеется, в
той мере, в какой роду людскому вообще доступна зрелость.
Конечно, за шестнадцать лет, что мы живем бок о бок с тобой, я не
всегда умышленно старался создать тот образ, который останется после меня.
И все же с тех пор, как ты появился на свет, я уже не думаю, что мои дела
и поступки никого не касаются.
Ты родился на набережной Гранз-Огюстен, и горничная меблированных
комнат в два часа ночи с трудом нашла акушерку: к тому времени "странная
война" кончилась и началась война настоящая. Мы воевали уже не в Ондскоте,
нас оттеснили от границы в глубь страны, и охваченный паникой Париж быстро
пустел.
Я был обычным солдатом - не героем и не трусом, я честно, как мог,
делал свое дело, и тем не менее наступила минута, когда я уже не вел своих
людей вперед, в сражение, а плелся за ними. Были они в большинстве своем
безоружны, мы пробирались на юг от Сены, затем от Луары.
В конце концов все - и солдаты, и беженцы - слились в одну длинную
бесформенную колонну; иногда появлялись вражеские самолеты, зловеще
кружили чуть ли не над самыми нашими головами, затем улетали, выпустив
несколько пулеметных очередей.
Я знал, что именно в эти дни ты должен был родиться, но о дне твоего
рождения узнал только два месяца спустя, когда, демобилизовавшись, в
штатском костюме, купленном в Ангулеме, вернулся в Париж.
Твоя жизнь уже шла своим чередом все в тех же двух комнатах -
кроватка, пеленки, резиновая ванночка, рожки, сгущенное молоко; мама
ходила дома в своем медицинском халате.
Я не был убит, не был ранен, не попал в плен. После этого
своеобразного антракта, для многих столь трагического, мне оставалось
только вернуться в бюро к своим прежним обязанностям.
Впрочем, не все служащие вернулись в здание на улице Лафит, кое-кто
даже из руководящего персонала, среди которого было несколько евреев,
покинул Париж еще до вступления в город гитлеровских войск и укрылся в
свободной зоне, некоторые успели добраться до Англии или Америки.
И вот меня, подобно пешке, передвинули на две клеточки вперед, и мы
временно получили квартиру одного из прежних моих начальников на шоссе у
парка Монсури. Имя его было Леви, он в то время находился в Португалии,
где ждал очереди на пароход, идущий в Нью-Йорк, и его вполне устраивало,
чтобы в его квартире жили мы, а не немцы.
В этой квартире мы прожили всю войну, а потом еще год, потому что
Леви вернулся только в сорок шестом.
В сущности, она и была твоим первым домом, так что свою жизнь ты
начал среди чужой обстановки, которая принадлежала чужим людям.
Помню, когда тебе было года два и ты только начал открывать для себя
мир, это обстоятельство очень меня огорчало.
Не стоило бы и писать эти записки, если не говорить в них всей