"Жорж Сименон. Сын" - читать интересную книгу автора

знаменитость, а потому считает, что ему все дозволено. В доме, где только
что умерла моя мать, он держался так, будто представлял всю семью и один
отвечал за ее доброе имя.
- Вы и без того достаточно навредили мне, вы все!
Я потому вспомнил эту сцену, что полгода спустя он повторил эту фразу
в твоем присутствии, и я видел, как ты нахмурился. Ты ведь не мог понять,
что он имеет в виду, разве что Ваше или моя сестрица разговаривали с тобой
без моего ведома.
Когда я кончу свой рассказ, ты сможешь судить нас, судить нас всех.
Мы с отцом настояли на своем. Ваше не запретил своей жене
присутствовать при отпевании, но сам все то время, пока шла служба, сидел
в своей машине против церкви, у всех на виду.
Сцена эта повторилась, когда умер твой дедушка; вопрос о его
похоронах мне пришлось решать одному. Отец никогда не высказывал желания
быть похороненным по церковному обряду. Последние месяцы, да и последние
годы его жизни у нас ни разу не заходил разговор о наших убеждениях,
религиозных, философских или политических.
С января по октябрь он прожил в Везине, один во всем доме, если не
считать старушки соседки, которая днем вела его хозяйство, а вечером
возвращалась домой к больному мужу.
Интересно, каким цветом окрашены для тебя воспоминания об этих
последних месяцах? Мне они видятся темными, хотя была весна и начало лета.
Понятно ли тебе, о чем я говорю? Иные города я вспоминаю только в их
зимнем обличье - темные улицы, грязные мостовые, тускло мигающие фонари,
мутные потеки на стеклах витрин; другие, напротив, связаны с ощущением
рассвета, весны. И не только города! Целые годы, целые периоды моей жизни
предстают передо мной, точно скупые линии рисунка, иные же слова хранят
свежесть и теплоту пастельных красок.
А что, если я спрошу:
- Каким цветом окрашена для тебя нынешняя зима?
Если и не черным, то пасмурно-серым, не так ли?
Здесь, мне кажется, играет роль и возраст - в начале пути словно
проезжаешь какие-то темные туннели. Периоды душевной "линьки", той
внутренней перестройки, что предшествуют крутому перелому или открытию
своего "я", оставляют горькое воспоминание.
Ты готовишься к экзаменам на бакалавра. Смерть бабушки, должно быть,
не сильно выбила тебя из колеи, ты мало ее знал, но наши обязательные
поездки в Везине, после того как дедушка остался один, очень тяготили
тебя, я знаю.
Я тащил тебя туда, к этому старому человеку, с которым тебя ровно
ничего не связывало. Везине - это такое далекое прошлое, тем более для
тебя. Воспоминания, которым иной раз мы с ним предавались, для тебя ничего
не значили, так же как и этот ветхий дом, о котором он всегда говорил с
волнением.
Он почти не обращался к тебе, и это тебя, может быть, и удивляло, но
ты не замечал, как он то и дело украдкой наблюдает за тобой, а потом
смотрит на меня. Знаешь, что я читал в его взгляде? "Может быть, все-таки
это было не напрасно?"
Не пытайся пока понять. Поймешь потом, в свое время. Надеюсь, что
поймешь. Но я хочу, чтобы уже сейчас, с самого начала, ты знал: эта твоя