"Жорж Сименон. Плюшевый мишка" - читать интересную книгу автора

разобранную утром секретаршей. Машинально открыл ящик стола и вынул
пистолет.
Держать его было приятно. Он был тяжелый и гладкий и не такой
крупный, как ему казалось. Он для пробы опустил оружие в карман, вынул, но
потом все-таки решительно сунул его обратно.
Бутылка спрятана, теперь он может повернуть ключ в дверях, и когда
Жанина минут через пять зайдет к нему с сообщением, что завтрак подан, она
застанет его у зеркала со строгим выражением лица.

***

Когда они переехали на улицу Анри-Мартэн, именно он настоял на том,
чтобы столовая сохранила семейный вид, чтобы рядом с двумя парадными
гостиными она выглядела как настоящая провинциальная столовая, вроде тех,
что бывают в больших домах, принадлежащих нотариусам, на которые не без
зависти глядят посетители.
Жена и дети уже сидели за круглым массивным столом, так что нечего
ему хмуриться - все в сборе.
Почему у них в семье отвыкли целоваться при встрече?
С самого утра каждый жил своей особой жизнью, не заботясь о других
членах семьи, и, если бы не существовало молчаливого обязательства всем
собираться за завтраком, они бы целыми днями не встречались друг с другом,
разве что случайно столкнутся в коридоре или в лифте.
Он еще не видел сегодня ни сына, ни дочерей, но никто не встал и не
подошел к нему; и только Давид снисходительно буркнул:
- Все в порядке, па?
Для Давида и это было слишком любезно. Лиза по-прежнему называла Шабо
отцом; Элиана какое-то время, когда ей было лет пятнадцать-шестнадцать,
развлекалась тем, что звала его по имени, но потом, по неизвестной
причине, перестала.
Чтобы прервать молчание, жена спросила его:
- Надеюсь, тебе удастся отдохнуть часок после завтрака?
- Не думаю. Мне могут позвонить с минуты на минуту.
- А ты не мог бы устроить так, чтобы время от времени тебя заменял
Одэн?
Слова падали в пустоту и ничего не значили. При случае заговаривали
между прочим о его переутомлении, о его здоровье, о его работе, но никого
это в действительности не трогало. Их всех устраивало жить за его счет.
А ведь эти две девушки и этот мальчик с басовитым голосом, выше его
ростом, были когда-то младенцами, потом детьми...
Как другим отцам, Шабо случалось кормить из рожка Лизу и Элиану,
менять им пеленки; правда, когда родился Давид, все уже было иначе, их
жизнь усложнилась.
Он, а не жена, в доме у сквера Круазик ежегодно отмечал зарубкой на
дверном косяке рост девочек. Интересно, сохранились ли эти зарубки? Их
старую квартиру арендовал молодой врач; у него тоже есть дети, и
неожиданно Шабо подумал, что и тот, в свою очередь, отмечает рост своих
детей на дверном косяке.
А здесь нет никаких отметок. И никто не говорил Давиду, прижимая его
спиной к дверной раме: