"М.Д.Симонов, В.Т.Кялундзюга. Фольклор удэгейцев: ниманку, тэлунгу, ехэ, часть 2 " - читать интересную книгу автора

сквозная нумерация текстов). В некоторых случаях в квадратных скобках
вводятся поясняющие слова.
В этот том мы включили лишь те из записей Арсеньева, которые
атрибутированы нами как удэгейские; их оказалось 47.
Транскрипция, применявшаяся Владимиром Клавдиевичем для фиксации
удэгейских слов, весьма своеобразна. К ней он пришел эмпирическим путем и не
сразу. Излишне было бы обвинять его в неточной передаче звуков, в
использовании не тех знаков. Теперь, с высот современного североведения,
многое кажется само собой разумеющимся, но вспомним, что Арсеньев не имел
лингвистической подготовки и фактически создал письменность для удэгейского
языка. Правда, она не свободна от недостатков, но это уже другой вопрос.
Разгадать систему записи В.К. Арсеньева, которую он годами
совершенствовал, нетрудно. Она изобилует диакритическими знаками, функции
коих вполне понятны. Так, заднеязычный смычный носовой звук [н] он обозначал
"н" или "нг"; звонкую аффрикату [цз] - "цз"; особый характер "э" передавал
как э; суффикс 3-го л. ед.ч. -ни писал ни, нередко ставил в словах ударение.
Несмотря на необыкновенную старательность и многолетние штудии
удэгейского языка, Владимир Клавдиевич допускал в записи ошибки. Наиболее
явная и часто встречающаяся - игнорирование закона гармонии гласных (вернее
было бы сказать - глухота к гармонии гласных). Иногда он глухие слышал как
звонкие, не отмечал долготы гласных. Не различал он и весьма своеобразную
фонему - так называемый гортанный смычный. Появление гортанного смычного в
удэгейском языке на месте "к" в других тунгусо-маньчжурских языках -
результат сложных фонетических процессов. Надо быть опытным лингвистом,
чтобы зафиксировать это явление.
Весь массив арсеньевских фольклорных материалов расчленен нами по
жанровым признакам на несколько довольно условных разделов. Не будем
скрывать, что жанровая атрибуция текстов вызывает значительные трудности.
Принятая в европейской фольклористике жанровая классификация не совсем
приемлема для устного творчества народностей Севера. Причина этого, видимо,
кроется в стадиальных различиях фольклорных систем. Сами удэгейцы используют
следующие термины для разграничения основных типов нарративов: нима?анку
"сказки, мифы" и тэлуну "предания, некоторые мифы" (подробнее см. во
вступительной статье к тому). При рубрикации мы придерживались научной
классификации, хотя старались не сбрасывать со счетов и народную.
Все тексты мы разбили на три крупных блока: мифы и близкие к ним
произведения, сказки, предания. Внутри каждого блока есть более дробное
деление. Так, мифы (а их 28) распадаются на космогонические, этиологические,
о "нечистой силе", шаманские и близкие к ним, топонимические. Записанные
В.К. Арсеньевым сказки можно в основном отнести к героическим. Предания (их
восемь) включают два родовых, три топонимических и три заимствованных
(скорее всего от маньчжуров).
Первый раздел составляют несколько вариантов мифа о происхождении
удэгейцев от брака женщины и зверя. Аналогичные произведения можно встретить
в фольклоре нанайцев, ульчей, орочей (см.: [4, № 23, 25, 38-40; 65, с. 208;
169, с. 438 и др.]). Нередко мифы в качестве контаминирующихся сюжетов
входят в состав сказок. Важной особенностью тотемических мифов удэгейцев
является мотив помощи могущественного зверя беззащитному ребенку: во всех
текстах, кроме 79(5), детей подбирают медведь и (или) тигр.
У народностей Приамурья бытуют мифы о взаимопомощи человека и тигра. Их