"Е.Симонов. Сезон несостоявшихся восхождений " - читать интересную книгу автора

- Не все ли равно, дорогой, откуда они могли что-то на нас сбросить.
- Не забывайте, что и Арарат и Арагац были вулканы. Могут они,
спрашиваю вас, пробудиться или не могут?
- Вулкан! Не дело говоришь, джап. При чем тут арарат? Это все
какой-нибудь НАТО - СЕАТО.
Споры прекратил взбегавший через две ступеньки администратор:
- Только что звонили из города. Ничего особенного, граждане клиентура.
Самое нормальное землетрясение. Оснований для поднятия паники администрация
не усматривает. Просьба соблюдать правила внутреннего распорядка.
А Семенов уже вызывал междугородную, и Минводы, и командира
вертолетного подразделения. И шукал в эфире всех, кого только мог, по
домбайским бивакам и помечал на листке, кого нашел и кого нет. И уже
названивает по альплагерям: "Пусть "Алибек" и "Звездочка" и более дальние
узункольские лагеря поднимают по тревоге спасотряды. Планируйте самые
сложные условия эвакуации пострадавших. Подробности? Подробности на месте.
Выдать продуктов дней на пять. Тросовое снаряжение. Пуховки.
Предположительно в аварийном состоянии группа Короткова - Романова.
Эвакуация по стене".
Приходилось, и не раз, испить из горькой чаши жизненных передряг самому
Николаю Михайловичу Семенову, чей прищуренный глаз придает его лицу
выражение несходящей иронии. Но это всего-навсего отметина войны, на которой
были и раны, и плен, и нацистские лагеря.
Многое довелось хлебнуть тебе, друг Михалыч, но с такой штукой, которую
сейсмологи именуют "внезапный разрыв сплошности среды", еще не доводилось.
Но и он, и Кавуненко, и Безлюдный, и все они вели себя так, словно не раз
уже имели дело с землетрясениями. Не такими ли показали себя и их деды, наши
моряки, оказавшиеся за пятьдесят пять лет до этого на рейде Мессины?
Свидетелем того землетрясения (1908 год, 84 тысячи погибших) оказался Максим
Горький. Видел и безнадежность горя, и оперативные советы германской
прессы - воспользоваться беззащитностью, дабы свести военные счеты с
Италией. Думается, наблюдай он три чхалтинские минуты, Горький не нашел бы
здесь "духовно разрушенных людей, которые молча сгибались под ударами".
Церкви всей Италии служили заупокойные мессы по городу, как покойнику. В
Домбае не молились, не взывали ни к богу, ни к черту. Действовали!

День второй

Бивак на полке сумрачно выжидал. Лежат. Надеются. Лежит и Романов,
отмечает, как поднимается вдоль ног и тела грязная теплая вода, и вторгается
почему-то в память третьяковская княжна Тараканова, но они-то не располагают
силами ни на то, чтобы встать в рост на отсутствующую койку, ни на то, чтобы
всего-то навсего слить воду с полки. Лежат в воде.
- Думаешь, они все ж таки должны были нас заметить? - в который раз
начинал Коротков.
- Говорю тебе, чудило, видел их своими собственными глазами. Как тебя.
Это были они, и шли они к нам. - И тут же Романову подумалось: "Испытали
сильнейший стресс*. Не мог ли он сдвинуть и психику? Вполне мог. Вот и
увидел ты не то, что есть, а то, чего хотелось". А сам успокоительно и мягче
произнес: - Они уже где-то на ближних подходах. - "А если ты сам внушил себе
все это?"