"Константин Симонов. Восьмое ранение " - читать интересную книгу автора

Но доктор, никогда не бывший кавалеристом, с деланным сочувствием
сказал:
- Ничего, хорошая лошадка, - и, бережно положив карточку около
Корниенко, пошел к следующему больному.
"Хорошая лошадка! Не понимает, - сказал про себя Корниенко и,
дотянувшись до фотографии, поднес ее близко к глазам. - Разве можно сказать,
что это хорошая лошадка? Это же трофейный конь, арабских кровей, во время
разведки взятый у офицера. Да еще как взятый! Лихо взятый".
Он долго смотрел на фотографию. Был он холост и бездетен и, должно
быть, оттого любил лошадей еще больше, чем остальные кавалеристы. Эта
фотография была единственной, которую он возил в своем бумажнике. Правда, и
его товарищи часто за дружеской беседой, после выпитой рюмки, показывали
вместе с фотографиями своих жен и детей фотографии своих любимых коней, но у
Корниенко была только одна эта, и потому он ее особенно ценил. Он положил
фотографию под подушку и показывал ее навещавшим, если человек ему нравился.
Собственно говоря, он сначала не думал, чтобы в этом далеком и чужом городе
кто-нибудь мог его навестить. Но его навещали. Один раз приходили школьники,
другой раз зашел однополчанин, с которым он служил еще в мирное время под
Кишиневом. Три раза его навещали женщины, которые отдали ему свою кровь. Два
раза они приходили все втроем, шумно и весело, приносили разные вкусные
вещи, которые, однако, доктор запретил ему есть. На третий раз пришла только
одна из женщин - высокая девушка-армянка, как ему показалось, очень
красивая, но такая бледная, что ему вдруг сделалось неловко оттого, что
именно она дала ему свою кровь. Он спросил, как ее здоровье. Она удивленно
сказала:
- Хорошо.
- Вы мне бледной показались, поэтому я вас спросил.
Девушка, поняв, очевидно, его мысль, стоявшую за этим вопросом,
заторопилась сказать, что она всегда такая бледная - южанка, а бледная - и
загар ее не берет. Девушка села около него. Они помолчали. Потом он спросил,
как ее зовут. Она сказала, что ее зовут Аннуш. Разговор опять оборвался.
Корниенко было приятно, что она сидит рядом с ним, и, в сущности, он бы мог
о многом ей рассказать. Если бы перед ним сидел кто-нибудь из товарищей, то
он, наверное, сразу бы вспомнил не один десяток фронтовых историй. Но то,
что это было в тылу, в госпитале, и перед ним сидела девушка, которая могла
бы воспринять его рассказы как бахвальство, удерживало его.
- Расскажите что-нибудь о себе, - попросил он.
Она смутилась. Ей уже давно сказали в госпитале, что вот этот бледный,
усталый человек, лежащий перед нею, ранен в восьмой раз, что он награжден
тремя орденами Красного Знамени, что он и есть именно один из тех, кого
называют героями. Но он молчал и ничего не говорил о себе - так что же могла
рассказать ему она, простая девушка, только недавно окончившая десятилетку и
еще ничего не видевшая в жизни? Однако молчание становилось тягостным, и
она, запинаясь, стала рассказывать ему о том, как в последние годы жила
каждое лето у отца в Нухе, в совхозе, работала там, а после работы часто по
вечерам каталась верхом. Корниенко внимательно слушал, потом вдруг спросил,
какая у нее была лошадь. Она рассказала. Тогда он запустил руку под подушку
и вынул фотографию своего коня.
- Вот посмотрите, - сказал он.
Она посмотрела на фотографию и сделала несколько замечаний, к большому