"Константин Симонов. Воспоминания " - читать интересную книгу автора

все, за что он берется, у него непременно должно выйти!
И он действительно от репетиции к репетиции стал беспощадно отбрасывать
еще оставшиеся в роли натянутые, подчеркнуто военные нотки, которые он
задумал вначале. Образ стал получаться очень человечным, трогательным и
мужественным тем особым мужеством, которое бывает в людях храбрых, но
нисколько не заботящихся о том, чтобы по всякому поводу подчеркивать свою
храбрость словами или поведением.
Берсенев играл мягкого, доброго человека, хорошо делавшего на войне
свое суровое дело, не загрубевшего и не растерявшего ничего из того, что
раньше было свойственно ему - мирному человеку, строившему, а не взрывавшему
мосты и дома.
В разгар войны он играл человека, который любит мир, которому, как
всему человечеству, больше идет штатское, чем военное. Он нес через
спектакль мысль о мире и о том, что это будет величайшим счастьем для людей,
хотя дорога к этому "ведет через войну".
Ту же атмосферу человечности несла через спектакль игравшая военного
врача Греч - Серафима Германовна Бирман. Оба они вместе как исполнители как
бы повели за собой по этому пути и всех других актеров.
Мне трудно отделить в этом спектакле работу Берсенева как актера от его
работы как режиссера. Атмосфера человечности, ставшая сущностью его образа,
стала атмосферой всего спектакля. Берсенев всегда говорил мало и точно. Во
время этой постановки он как режиссер говорил особенно мало. Часть своей
режиссерской работы он делал как исполнитель главной роли сам, своим
исполнением вовлекая соприкасавшихся с ним актеров в работу, именно в той
тональности, которая была задана им как режиссером.
В начале репетиций черточки натянутости, подчеркнутой "военности", о
которых я уже говорил, меня сильно смущали. Минутами мне даже самому
начинало казаться, что у Берсенева но выйдет эта роль. Но когда он
решительно отбросил все это, вошел по другому пути, то в итоге создал образ
доброго, усталого, но сильного и бесстрашно думающего над жизнью человека.
Как это иногда бывает в театрах, созданный им образ Савельева стал для меня
единственно возможным и неотделимым от Берсенева. Я потом не мог смотреть в
этой роли других хороших актеров; мне казалось, что они играют не то, хотя
вполне возможно, что я был несправедлив к ним.
Когда спектакль был выпущен, о нем писали по-разному: и хорошо и кисло.
Те, кто был настроен кисло, упрекали пьесу и спектакль в утешительстве [24],
хотя мне казалось, что спектакль вовсе не утешительский, а просто-напросто
человечный. Намекали на то, что этот спектакль - времянка, что он на злобу
дня: отгремит война - и он потеряет свой смысл! Это не оправдалось.
Спектакль, поставленный Берсеневым, идет в Театре имени Ленинского комсомола
уже шестнадцатый год. Я позволяю себе упомянуть об этом, потому что речь
идет не о пьесе, а о спектакле. Ту же пьесу ставили десятки театров, но
шестнадцатый год идет именно этот спектакль, поставленный Берсеневым.
Значит, им было заложено сюда что-то такое непреходящее, человечное, что
трогает сердце людей и через пятнадцать лет после конца войны.
Следующие мои две пьесы [25] - "Под каштанами Праги" и "Русский
вопрос" - были поставлены в Театре Ленинского комсомола Серафимой
Германовной Бирман, но Берсенев в обоих случаях был участником создания этих
спектаклей. В первом случае - как не щадивший своего времени верный друг и
советник: во втором - как превосходный, очень острый и саркастический