"Константин Симонов. Воспоминания " - читать интересную книгу автора

человечнее, написана эта моя юношеская поэма.
Слушая Орлова, хотелось в каких-то местах заново написать эти стихи,
уже от лица того рассказчика, суворовского солдата, в образе которого
удивительно точно жил Орлов во время чтения поэмы.
Не знаю, может быть, я не прав, но я не люблю, когда читают стихи
красивыми, звучными, как бы приподнятыми над жизнью голосами. Я, например,
при всем глубоком уважении и к таланту и к личности В. И. Качалова, как поэт
никогда не мог примириться с тем, как он читал стихи. Из них уходила жизнь,
и оставалась только красота звуков.
Орлов читал стихи, как бы дыша на тебя самой жизнью, где-то покашливая,
где-то в твоем присутствии задумываясь, где-то улыбаясь вместе с тобой, а
где-то беря тебя рукой за самое сердце.
Я могу быть необъективен в своих суждениях о чтении "Суворова", но
"Василия Теркина" Д. Н. Орлов читал так, как но читал никто ни до, ни после
него. В этом я убежден совершенно твердо.
Я познакомился с Дмитрием Николаевичем Орловым зимой 1941/1942 года во
время репетиций пьесы "Русские люди" в Московском театре драмы. Орлов играл
в пьесе Глобу. Я в то время был военным корреспондентом, большую часть
времени находился на фронте, и у меня в памяти не осталось связных
воспоминаний о тех редких репетициях, на которых я присутствовал. Помню
только общее ощущение от них. В театре было очень холодно, репетировали, дуя
от холода в кулаки, кутаясь. Работали денно и нощно. Всем очень хотелось
поскорее сыграть эту пьесу - хорошую или плохую, но рассказывающую о том
самом, что происходило на фронте именно в это время, в каких-нибудь сотне
пли сотнях километров от холодного дома, в котором репетировалась пьеса.
Очень отчетливо помню свое мимолетное, по острое ощущение Орлова в роли
Глобы на этих репетициях. Он влез в роль с самого начала, чуть ли еще не за
столом уже вжился в сапоги и гимнастерку, в накинутый на плечи ватник. Так и
сидел в нем на репетициях, закладывая большие пальцы за ремень гимнастерки.
Он играл Глобу пожилым, по молодцеватым и физически сильным человеком,
который хоть не ахти какое большое начальство, но на самом-то деле - и
мудрей и сильней всех, кто рядом с ним, и знает о себе это, хоть и не лезет
пи-кому на глаза.
Маленькая, но очень характерная деталь, важная для понимания того,
насколько Орлов сразу вошел в эту роль: я помню, как он молодцевато держался
на репетициях, не хилился, не горбился, не мерз; плечи его не были укутаны
от холода ватником - ватник был небрежно наброшен на них, и грудь была
широко расправлена, и в движениях не было зябкости, торопливости.
Он уже ощущал себя Глобой, который привык давать чувствовать людям, что
ему все нипочем.
Спектакль "Русские люди" в Московском театре драмы, с большой любовью
поставленный покойным Николаем Михайловичем Горчаковым [31], но общему
признанию, получился хороший. В нем играл отличный ансамбль актеров, но при
этом два самых сильных образа на сцене создали Р. Я. Плятт, игравший Васина
[32], и Д. Н. Орлов.
Орлов вложил в эту роль такую душевную силу, такую широкую русскую
удаль, от него веяло таким дерзким, насмешливым прозрением к опасности и
даже к самой смерти, что он в глазах зрителей сразу стал главным героем
спектакля. Мне "никогда не забыть, как он уходил на смерть с песней
"Соловей, соловей, пташечка...". Он немножко, чуть слышно, прокашливался от