"Константин Симонов. Воспоминания " - читать интересную книгу автора

Бунин много и долго говорил о нем. И за этими воспоминаниями
чувствовалось все вместе, и давняя, любовь и нежность к Толстому, и
ревность, и зависть к иначе и счастливей сложившейся судьбе, и отстаивание
правильности своего собственного пути. Он говорил о Толстом вперемежку: то с
язвительностью, то с любовью, и все это странным образом сходилось иногда в
одной и той же фразе.
Среди прочего Бунин вспомнил, как где-то, не то в Париже, не то на юге,
в Марселе или Ницце, когда Толстой, кажется в 1935 году, путешествовал с
молодой женой, они оказались в одном ресторане [48]. Бунин был один, Толстой
с дамой, поэтому Бунин счел, что если кому-то из них подходить к другому, то
в данном случае это должен сделать он.
Глядя, как Толстой знакомо сидит за столом и смачно, с удовольствием
ест, Бунин подозвал официанта и послал записку Толстому: "Здравствуй, я
здесь, могу к тебе подойти, не возражаешь ли?"
- Он получил записку, сразу поднялся, и я пошел к нему... Мы
встретились, обнялись, и я немного посидел с ними. Я был очень рад его тогда
увидеть, очень рад. Такой была наша единственная встреча после его
возвращения в Россию. Больше я его не видел.
Из других писателей Бунин, как я уже сказал, несколько раз возвращался
в разговорах к Куприну и Телешову - расспрашивал о Телешове с нежностью и
спокойной старой дружбой, но я, к сожалению, ничего не мог ответить - я
тогда не знал Телешова.
Однажды Бунин вдруг заговорил о Катаеве - вспомнил, как Катаев пришел к
нему когда-то в Одессе [49]. Потом заговорил о катаевской прозе, высоко
отзываясь о ней, особенно о "Белеет парус одинокий".
- Да, трудно было подумать тогда, в Одессе, что из этого молодого
человека выйдет такой хороший писатель.
Когда мы в третий или четвертый раз увиделись с Буниным и я еще раз
попробовал его куда-то пригласить, он ответил:
- Нет, довольно. Наоборот, пора бы мне вас пригласить к себе, но
нынешний быт наш такой, что и надо бы, да совестно.
Горький смысл сказанного был в том, что худо жить. Принять так, как
хотелось бы, не может, а принимать не так, как хотел бы, не с руки.
Тогда я отважился сказать:
- Иван Алексеевич, если вы не рассердитесь, у меня такое предложение:
давайте устроим ужин на коллективных началах, в смысле - ваша территория,
мой провиант. Я позволил себе заговорить об этом с вами потому, что, может
быть, мне к послезавтрему удастся доставить сюда, в Париж, что-нибудь наше,
московское, такое, что вам приятно будет вспомнить.
Бунин без колебаний согласился, просто сказал:
- Ну что ж, ну давайте.
Мы договорились о часе ужина и о том, что в этот день я заранее завезу
к нему все, что добуду.
В то время в Париже проходила конференция четырех министров [50], и из
Парижа в Москву в обратно каждый день ходили наши прямые самолеты.
Расставшись с Буниным, я сразу поехал в гостиницу, к нашим ребятам-летчикам
и рассказал им, о чем идет речь: что послезавтра я встречусь с Буниным, что
мы с ним договорились поужинать у него дома на паях, и я хочу угостить его
нашим московским харчем. Я дал ребятам записку в Москву, к себе домой, - они
утром летели и с удовольствием согласились все сделать; Бунина читали, и