"Константин Симонов. Воспоминания " - читать интересную книгу автора

Я ответил, что диктовать мне осталось порядочно еще, но если он хочет,
то сегодня, напоследок, я буду диктовать не подряд по плану, а продиктую
кое-что из самого последнего военного блокнота, с записями, сделанными
первого, второго и третьего мая в Берлине.
В этот день я специально захватил с собой именно этот блокнот,
вспомнив, что Петр Петрович как-то полушутя-полусерьезно спрашивал меня,
скоро ли мы доберемся до Берлина.
Он и в самом деле обрадовался:
- Вот это превосходно! Диктуйте, диктуйте, а я подольше повожусь. Не
думайте о времени, - пока вы не кончите, я тоже не кончу.
Записи в блокноте у меня были короткие, обрывочные, но самые последние
дни войны, так же как и самые первые, особенно отчетливо остались в памяти,
и я, кажется, диктовал в тот день чуть не целых три часа подряд.
- Ну вот, а я уже час как кончил, - сказал Петр Петрович, когда я
прервал диктовку. - Последний час только вид делал, чтобы вас не спугнуть.
И сейчас еще у меня в глазах стоит холодноватая зимняя мастерская, эти
утра в ту крепкую солнечную зиму и богатырская фигура Петра Петровича с
кистью на отлете, в те минуты, когда он, забыв о портрете, вдруг с молодым,
почти детским, откровенным любопытством, повернув голову, вслушивался в то,
что ему казалось интересным.
И еще одно особенно ясно оставшееся в памяти.
Одна из ноябрьских годовщин. "Метрополь". ВОКС устраивает прием в честь
многочисленных собравшихся у нас на праздник иностранных делегаций. Уже
далеко за полночь; мы сидим за несколькими сдвинутыми столиками вместе с
итальянцами и французами, и Петр Петрович лучше, горячее, веселее, задорнее,
моложе всех поет итальянские песни. Он самый молодой и самый веселый среди
собравшихся за столом, и итальянских песен он знает больше, чем сами сидящие
рядом с ним итальянцы, и поет он, как мне кажется, лучше всех. И сам он
такой громадный, добрый, широкий, и руки у него, когда он поет, так широко
распахнуты, что чувствуется, как в его лице гостей действительно принимает
сама Россия - большая, щедрая, добрая, громкая, веселая. И сколько лет ему -
никто не знает, и семьдесят, и двадцать, и сорок - все сразу, все вместе.
Если бы я был не писателем, а художником и меня спросили бы, с кого бы
я хотел, написать портрет, такой, чтобы в одном человеческом лице
запечатлелась Россия, я бы написал портрет Петра Петровича Кончаловского.


1956

О ВИТЕЗСЛАВЕ НЕЗВАЛЕ

В последние месяцы, один за другим переводя его стихи, написанные в
разные годы, я много раз вспоминал его и думал о нем.
Я впервые увидел Незвала в 1945 году, вскоре после освобождения Праги.
Не помню точно, было это еще в мае или уже в начале июня, не помню и где это
было. И дату и место встречи заслонило само воспоминание о человеке крупном,
сильном, полном веселья, радости, невыговоренных слов, давно не петых вслух
песен. В большом круглом лице Незвала всегда, даже в последние годы жизни,
оставалось что-то неистребимо детское, а тогда, в 1945 году, в Праге, он
вообще напоминал большого, распеленатого веселого младенца, только что