"Лу Синь. Былое, Записки сумасшедшего (Повести и рассказы)" - читать интересную книгу автора

будущего, которое обещают их потомкам?..." Да! Пока творец вселенной своим
кнутом не подстегнет Китай, Китай будет все таким же и не изменится ни на
волос! Ведь у вас нет ядовитых зубов, зачем же вешать на себя табличку с
надписью: "Гадюка"? Чтобы на вас натравливали нищих? Чтобы вас убивали?...
Неизвестно, до чего бы он договорился, но я слушал его без особого
интереса. Он заметил это, сразу умолк, встал и взялся за шляпу.
- Уходите? - спросил я.
- Пойду, собирается дождь...
Не сказав больше ни слова, я проводил его до ворот. Надевая шляпу, он
сказал:
- До свидания! Простите, что потревожил. Какое счастье, что праздник
годовщины революции скоро окончится и завтра можно будет обо всем забыть.
Октябрь 1920 г.
Рассказ впервые был напечатан в приложении к шанхайской газете "Ши ши
синь бао", которое называлось "Сюэдэн" ("Светоч учения") 10 октября 1920
года; в русском переводе А. А. Штукина под названием "История с волосами" -
в кн.: Лу Синь, Правдивая история А-Кея, Л. 1929; в переводе В. Н. Рогова -
в кн.: Л у Синь. Клич, Шанхай, 1950.

Волнение

Солнце понемногу собирало свои золотые нити с полей, раскинувшихся у
реки. Засохшая было листва на посаженных вдоль берега деревьях уцзю[1]
начала дышать; под нею, жужжа, затанцевал рой пестроногних москитов.
Перестал виться дымок из труб крестьянских домов, обращенных к реке, а
женщины и дети, побрызгав водой землю у ворот, принялись расставлять столики
и низенькие скамейки: каждый знал, что близилось время ужина.
Старики и взрослые мужчины усаживались на скамьи и, обмахиваясь
веерами, сплетенными из банановых листьев, заводили разговоры. Мальчики
бегали вприпрыжку или, сидя на корточках под деревьями, играли в камешки.
Женщины несли окутанные облаком горячего пара черные сушеные овощи и
Желтоватый рис.
Любуясь на деревню из прогулочной лодки вместе с другими литераторами,
некое светило в порыве поэтического вдохновения воскликнуло:
- О, свободное от мыслей и забот счастье сельской жизни!
Однако его возглас не вполне отвечал действительности - светило не
слышало, что в этот самый момент произнесла старуха Цзю-цзинь:
- Я прожила на свете семьдесят девять лет, хватит с меня! - твердила
она, сердито колотя сломанным веером из банановых листьев по ножке
скамейки. - Глаза бы не глядели на такое разорение! Уж лучше умереть! На
ужин только рис да еще жареные бобы. Семью по миру пустить хотят!
Бежавшая к ней с полной пригоршней бобов правнучка Лю-цзинь, почуяв
неладное, бросилась к реке и спряталась за деревом.
- И смерть ее не берет! - крикнула девочка, высунув головку с двумя
торчащими косичками.
- Вот уж правда! От поколения к поколению все хуже и хуже! - продолжала
бормотать прабабка, не расслышав, что крикнула ей девочка, хотя не совсем
еще оглохла в своем столь почтенном возрасте.
Уже с пятидесяти лет Цзю-цзинь стала ворчливой. Она без конца
повторяла, что в дни ее молодости и погода была не такой жаркой, и бобы были