"Лу Синь. Былое, Записки сумасшедшего (Повести и рассказы)" - читать интересную книгу авторане такими твердыми, а сейчас вообще все плохо. Вот, например, правнучка
Лю-цзинь родилась на цзинь[2] легче, чем ее отец Ци-цзинь, и на три цзиня легче, чем она сама, ее прабабка. Все это служило для старухи неопровержимыми фактами, и она упорно твердила: - Вот уж правда! От поколения к поколению все хуже и хуже! Здесь надо сказать об особом обычае, полюбившемся жителям этой деревни: давать ребенку детское имя по количеству цзиней, которое он весил при рождении. Жена внука, Ци-цзиня, подошла к столику и швырнула на него корзинку, в которой принесла ужин. - Опять ты, старая, за свое? - раздраженно сказала она. - Да разве Лю-цзинь при рождении не весила шесть цзиней и пять лян?[3] Весы-то у вас дома были неверные, всегда показывали больше, чем надо: поставь на них шестнадцать лян, а они покажут восемнадцать. На них и наша Лю-цзинь, пожалуй, весила бы семь цзиней. Не думаю, что прадед весил точно девять цзиней, а свекор - восемь. Верно, и тогда на тех весах цзинь был в четырнадцать лян. - От поколения к поколению все хуже и хуже! - не унималась старуха. Не успела жена Ци-цзиня ей ответить, как вдруг увидела своего мужа, выходящего из переулка, и накинулась на него: - Эй ты, дохлятина! - заорала она. - Где это тебя носит до сих пор? Тебя только за смертью посылать! Или тебе нет дела, что мы ужинать хотим? Живя в деревне, Ци-цзинь тем не менее мечтал о резвом галопе Фэйхуана.[4] Он принадлежал уже к третьему поколению семьи, в которой, начиная с его деда, никто из мужчин не брался за мотыгу. Ци-цзинь работал к вечеру - обратно в Лу. Поэтому он всегда был в курсе всех событий, знал, где именно бог грома поразил оборотня сколопендры, какая девушка родила черта, и все прочие новости. В деревне он слыл человеком выдающимся, но это не освобождало его от соблюдения обычаев. А поскольку летом ужинали, не зажигая лампы, то ругань жены он вполне заслужил. Ци-цзинь, опустив голову, медленно подошел и сел на скамейку, держа в руке свою длинную, больше шести чи,[5] трубку из пятнистого бамбука фэй с реки Сян[6] с латунным чубуком и мундштуком из слоновой кости. В ту же минуту выскочила Лю-цзинь и уселась рядом с отцом. - Папа! - позвала она. Но отец не отозвался. - От поколения к поколению все хуже и хуже! - твердила свое старуха. Ци-цзинь поднял голову и, тяжело вздохнув, сказал: - Император взошел на трон.[7] Жена на мгновенье застыла, а затем, будто ее осенило, воскликнула: - Вот хорошо-то! Теперь, значит, опять будут высочайшие благодеяния и всеобщее помилование! - А я без косы... - снова вздохнув, заметил Ци-цзинь. - Разве император потребует, чтобы все носили косу? - Императору нужна коса. - Откуда ты знаешь? - забеспокоившись, быстро спросила она. - В кабачке "Всеобщее благополучие" только об этом и говорят. Тут жена поняла, что дело и впрямь может обернуться скверно. Кабачок "Всеобщее благополучие" был верным источником всех новостей. Бросив взгляд |
|
|