"Лу Синь. Былое, Записки сумасшедшего (Повести и рассказы)" - читать интересную книгу автора

на бритую голову мужа, она пришла в ярость: и корила его, и досадовала, и
проклинала, а вконец отчаявшись, вдруг наполнила чашку п со стуком поставила
перед ним.
- Ешь скорее свой рис! Все одно коса не отрастет, хоть оплакивай ее,
как покойника.
Солнце собрало свои последние лучи, и от воды потянуло прохладой.
Отовсюду раздавался звон чашек да стук палочек. На спинах выступили капельки
пота. Покончив с третьей чашкой риса, жена Ци-цзиня подняла голову, и сердце
у нее вдруг заколотилось: из-за деревьев показалась коротенькая толстая
фигура господина Чжао Седьмого, который в длинном небесно-голубом халате
переходил через мостик из одной доски.
Чжао Седьмой был хозяином кабачка "Прекрасный источник" в соседней
деревне, а также единственным на тридцать ли в округе выдающимся и ученым
человеком. Ученость его, правда, была с душком - он являлся приверженцем
старины. Так, например, он обычно сидел и вслух, иероглиф за иероглифом,
читал роман "Троецарствие",[8] который был у него в десяти тетрадях с
комментариями Цзинь Шэн-таня.[9] Чжао Седьмой мог перечислить не только
имена и фамилии "пяти тигров",[10] но и прозвания всех этих полководцев. Он
знал, например, что Хуан Чжун и Ma Чао назывались еще Хань-шэн и Мын-ци.
После революции он закрутил свою косу на макушке, точно даосский монах,[11]
и часто со вздохом твердил: будь жив сейчас Чжао Цзы-лун,[12] в Поднебесной
не поднялась бы такая смута.
От зорких глаз жены Ци-цзиня не укрылось, что сегодня Чжао Седьмой уже
не походил на даосского монаха: передняя часть головы у него была чисто
выбрита, а на макушке торчала коса. Теперь она знала точно, что император
взошел на трон, что у всех мужчин должны быть косы и что ее мужу грозит
страшная опасность. Ведь свой небесно-голубой халат Чжао Седьмой просто так
не надевал. За последние три года он появлялся в этом халате только дважды.
Когда заболел скандаливший с ним рябой А-сы и когда умер Лу Да-е, перебивший
все в его кабачке. Нынче - третий раз, и это, конечно, означало торжество
Чжао Седьмого и гибель его врагов.
Вспомнив, как два года тому назад ее муж спьяну обругал Чжао подлым
отродьем, жена сразу почувствовала надвигающуюся угрозу, и сердце ее
заколотилось еще сильнее.
Чжао проходил по улице, и сидевшие за каждым столом поднимались.
- Просим отужинать с нами, - говорили они, указывая палочками на чашки.
- Прошу извинить, прошу извинить, - отвечал Чжао с улыбкой, кивая
головой, и прошел прямо к столу Ци-цзиня. Здесь тоже все повскакали со своих
мест, приветствуя его.
- Прошу извинить, прошу извинить, - произнес Чжао, чуть улыбаясь и
пристально разглядывая стоявшую на столе еду.
- Какие ароматные овощи!.. А новость слыхали? - вдруг спросил он,
остановившись за спиной Ци-цзиня, но обращаясь к его жене.
- Император взошел на престол, - ответил Ци-цзинь.
Его жена, глядя в лицо Чжао с натянутой улыбкой, ответила:
- Император уже взошел на престол. Когда же ждать высочайших
благодеяний и всеобщего помилования?
- Высочайшие благодеяния и всеобщее помилование? Помилование-то
когда-нибудь, конечно, объявят. Ну, а коса? - В голосе у него появилась
суровость. - А где коса вашего мужа? Это дело серьезное. Ведь вам известно,