"Александр Синегуб. Защита Зимнего Дворца " - читать интересную книгу автора

список юнкерам связи? Живо! Да идите сами сюда с машинкой". Через минуту я
уже диктовал: "Приказание командирам 1-ой и 2-ой рот. По приказанию из
Главного Штаба немедленно"...... машинка стучала под длинными, тонкими
пальцами виртуоза своего дела, и я едва успевал комбинировать те
распоряжения, которые могли своим исполнением выполнить приказание Штаба.
"Пулеметы получить у Заведывающего оружием", диктовал я, а в голове
наростало сомнение. А вдруг нестроевая команда, объявившая нейтралитет, на
этот раз видя, что дело приняло характер разрешения для Ленина вопроса -
"быть или не быть", переменит свое решение и перейдет в открытую оппозицию.
Тогда пулеметы, револьверы и патроны командиры рот не получат.
"Здравствуйте, Александр Петрович", - приветствовал меня поручик Шумаков,
войдя в этот момент ко мне в кабинет. Я получил записку поручика Б-ва. Он
болен и продолжать дежурство он не может и просит меня заменить его. Вам это
известно?" - "Нет, что за сволочь!" - теряя хладнокровие и забывая
присутствие солдата, выругал я нарушившего дисциплину поручика. "Не я буду,
если он не полетит под суд. Спасибо, дорогой, что вы пришли. Сейчас же
приступайте к дежурству. Ага! Хорошо, Панов. Позвоните на квартиру
Начальника Школы, узнайте, где он; потом пошлите за капитаном Галиевским, он
должен быть в первой роте. А, полковник Киткин пришел? Да? Конечно, у него
другого дела нет, как беседовать с юнкерами", - отнесся я уже к поручику
Шумакову, после ухода являвшегося писаря. "Борис, наладь зтот вопрос, ты
знаешь, оказывается, Мейснер до сих пор не привел в порядок пулеметов, а
револьверы у этого мерзавца Кучерова. Его второй день, подлеца, в Школе нет.
Запил. И нашел же время! Нет... я не могу дальше. Этак с ума сойдешь.
Согласись, что это форменный бедлам, а тут у меня все болит", - начал я
жаловаться на свои недомогания, как вошел Телюкин и доложил о приезде
Начальника Школы. "Ну слава Богу! Борис, тебе Телюкин все объяснит по этому
вопросу, а я к Полковнику", - и я бросился из кабинета через канцелярию,
чтобы бежать с докладом к Начальнику Школы. Канцелярия была полна юнкерами и
штатскими разночинцами; едва я вошел в нее, как меня засыпали какими-то
вопросами и просьбами. - "Потом, потом", - отмахнулся я от них. "Господа
юнкера, оставьте ваши личные дела и освободите канцелярию. Штатских сегодня
не принимать. Все справки прекратить", - отдал я распоряжения экспедитору.
"Вы господа, - обратился я к частным посетителям, - будьте любезны в
следующий раз зайти", - говорил я уже у двери в корридор.
- "Здравствуйте, закройте дверь; доклада не надо - все знаю; теперь не
время. Я уже приказал портупей-юнкеру Лебедеву собрать Совет Школы и комитет
юнкеров. И сейчас я должен идти туда. Вы же прикажите прекратить всякие
приемы. В Школе не должно быть никого из посторонних. Сделано? Отлично! О
Мейснере, Б-ве - знаю. Все телеграммы знаю. Из Главного Штаба? Одна
проформа. У меня, повторяю, все ясно и налажено. Все изменилось.
Рассказывать нет времени. Что выйдет - посмотрим. Я же решил выступить, если
юнкера не переменили настроение. Во всяком случае, выступлю с желающими.
Господам же офицерам приказываю последовать за мною. Считаю, что это вопрос
долга и чести. Не сомневаюсь, что и вы будете там, где и я", - ровно,
спокойно, без единой вибрации в тоне, твердо и без рисовки говорил Начальник
Школы. "Итак, будьте более внимательным, а главное - выдержанным. Забудьте,
пожалуйста, канцелярию и вспомните свои позиции и проявите себя тем
офицером, каким вы были до этого проклятого времени", - продолжал, улыбаясь,
он. "Ну, можете идти. Все распоряжения - после совещания. Сейчас никаких. Да