"Жильбер Синуэ. Дни и ночи " - читать интересную книгу автора

черт знает куда. Верно одно: военные не удержатся у власти. Едва победив,
армия заваливается спать, и только смерть ее разбудит. Это ясно всем. Но в
общем-то все это не так уж важно: радикалы, социалисты, деспоты или
демократы - любое правительство хорошо, лишь бы не затрагивалась империя
Вакаресса.
Голос Луиса оторвал его от газеты:
- Вы не поверите, но всю жизнь я мечтал водить машину вроде этой.
- Значит, вы не из тех парней, которые сходят с ума по "десенбергам",
"кадиллакам" и другим американским игрушкам?
- Ах, сеньор! Ни в коем случае. Я считаю, что ничто в мире не сравнится
с "панхард-левассором". С вашим особенно. Какой кузов! Шесть цилиндров.
Чистейший бриллиант... Тормоза гидравлические, подвесной амортизатор и...
- Довольно, Луис. Я в этом не разбираюсь. Я купил ее главным образом по
настоянию матушки. Она представить себе не могла, что может сесть в машину
не французского производства.
- Почему?
- Она была француженкой.
- Вы, значит, говорите по-французски, сеньор?
- Хуже, чем по-испански.
- А ваш отец?
- Он сын итальянского эмигранта. Но тоже без ума от Франции. А вы,
Луис, откуда родом?
Молодой человек удивился:
- Вы не догадываетесь? Даже по цвету моей кожи?
- Африканец? Потомок рабов?
- Совершенно верно. Мои предки прибыли из Африки двести лет назад,
привезли их испанцы. Удовольствия было мало от такого путешествия. Вам
трудно представить это, сеньор. Похоже, смерть ничто по сравнению со
страданиями тех людей. Высадив в Перу, их, как скотину, погнали пешком через
северные области Чили. Вдумайтесь только: сто лет назад мои соотечественники
составляли больше тридцати процентов населения Аргентины! Сегодня же есть
только один афроаргентинец в этой стране... - Он гордо ударил себя в
грудь: - Я! Впрочем, еще мой брат Паскуаль. Я часто спрашивал себя, как
могла исчезнуть с земли целая раса...
- Извините, Луис. Мне хочется вздремнуть. По идее километров через
шестьдесят вам встретится трактир. Тогда разбудите меня.
Рикардо как мог вытянулся на кожаном сиденье и закрыл глаза. Через
минуту он уже похрапывал.
Пейзаж в окне автомобиля менялся поминутно: он был то охряным, то
зеленым, то виднелись небо и золотисто-коричневые холмы. Временами появлялся
шпиль церкви, отдававший лазурью в тени омбу - дерева, прозванного последним
из могикан. Оно одно способно выжить в пампе по той простой причине, что
саранча непонятно почему отказывалась пробовать его. А все остальное -
листья деревьев, люцерна, посевы - было безжалостно сожрано. Омбу, должно
быть, допотопный монстр, уцелевший динозавр, лапы-корни которого уходят
глубоко в землю, качая оттуда сок, придающий дереву окаменелость. И в самом
деле, выжило оно потому, что ни на что не годилось, его не брал даже огонь.
Подальше раскинулись табачные плантации; широкие листья табака почти
поглощали ослепительный свет. А еще дальше - темная масса. Деревня? Стога
сена? Масса шевелилась, границы ее менялись по мере приближения. И вскоре