"Сергей Синякин. Партактив в Иудее" - читать интересную книгу автора

охранников Иксусу вино в камеру передать, остатки пиршества, а с ними и
трубку, диковинно выгнутую, а с ней и кисет с пряно пахнущей смесью.
Искус Крест чиниться не стал - выпил, обстоятельно закусил и уже с
некоторым благодушием разлегся на грязной соломе. С опаской взял в руки
гнутую трубку, повертел её в руках и отложил, потому как всегда был
некурящим. Полежал ещё немного, потом снова потянулся за трубкой, повертел
её в руках. Конечно, оно, курение, для здоровья и жизни несомненный вред,
только сколько той жизни осталось? Как говаривал первый секретарь
Царицынского обкома партии товарищ Калашников, в жизни все надо испытать. А
наказы партии и её вождей для Митрофана Николаевича всегда были приказом,
поэтому он посидел ещё немного, потом набил трубку смесью из кисета и
попросил у стражников огонька.
И в простоте своей не знал бузулуцкий партиец, что курит он отнюдь не
вирджинский табак и даже не моршанскую махру - гашиш первосортный был в
кисете.
Еще в лечебнике китайского императора Шен Нуна, который был написан в
2737 году до нашей эры, о гашише говорится как о средстве от кашля и поноса.
Кроме того, он использовался и как обезболивающее средство при хирургических
операциях. И тут надо сказать, что в руки Иксуса этот самый гашиш попал как
нельзя вовремя, потому что не успел он докурить трубку до конца, как за ним
пришли. А кому, как не человеку, которого собираются казнить, более других
требуется обезболивание? Надо сказать, что к тому времени, когда двери
камеры прощально распахнулись, Иксус уже находился в состоянии прострации, а
на лице его стыла характерная улыбка, которую можно было принять даже за
презрение к смерти, так своевременно она загуляла на лице первого секретаря,
волею случая ставшего бродячим проповедником и за то угодившего на крест.
Впрочем, крест Иксус нести категорически отказался. Дерзким он стал,
накурившись.
- Вам надо, вы и несите! - независимо сказал он. - Не царское это
дело - кресты на Голгофу таскать!
- Признался! - загудели в толпе. - Слышали? Царем он себя назвал!
- Молодец, - сквозь зубы пробормотал прокуратор, который по случаю
казни был в своем знаменитом белом плаще с алым подбоем. - Хорошо держится,
в аккурат для легенды!
Первосвященники растерянно озирались, видно было, что никому из них
крест нести не хотелось. И неизвестно, кому этот крест пришлось бы тащить,
если бы не услужливый Симон Киренеянин, который понимал, что вокруг него
сейчас творится история, и который в эту историю очень хотел попасть.
- Я понесу! - громко вызвался он.
Тьма стояла над городом Иерусалимом.
Низкие тучи наползали со стороны Средиземного моря, и у горизонта уже
что-то громыхало раскатисто и протяжно. Было душно.
После гашиша и от невыносимой духоты хотелось пить. Сохли губы, и их то
и дело приходилось облизывать, но это почти не помогало, а просить пить у
тех, кто тебя собирается распять, Иксус считал невозможным.
Двое разбойников, согнувшись под тяжестью крестов, брели на Голгофу.
Следом шел Симон Киренеянин, а за ним налегке шагал Иксус Крест. По сторонам
он не смотрел - то ли полностью углубился в себя, то ли, наподобие
небезызвестного фон Денникена, вспоминал будущее, а скорее всего не хотелось
ему видеть окружавших его любопытствующих' иудеев и злорадствующих