"Сергей Синякин. Детский портрет на фоне счастливых и грустных времен" - читать интересную книгу автора

Перед деревней она делала поворот, и на повороте образовался омут, в котором
ловили рыбу. Красноперку здесь называли сорогой, щука и окунь своего
названия не поменяли. Рядом с деревней посередине реки чернел камень, на
котором мы с сестрой любили загорать. С этого камня я безуспешно ловил
уклейку - рыбки объедали наживку прежде, чем я ухитрялся вытащить хоть одну
из воды.
За рекой темнел лес. Лес был смешанным, поросшим мхом и папоротником. В
этот лес мы ходили собирать грибы.
Удивительно синим казалось неба Лица бабушки Саши я совершенно не
помню. Примус, на котором мы жарили ленивых карасей, которых ловили в
близлежащем пруду, помню хорошо, зеленовато-красную с белыми проплешинами и
удивительно пахучую землянику помню хорошо. Муравейник около тропинки,
ведущей к речке Вологде, помню. А вот лица бабушки не помню. Помню, как
бабушка Саша брезгливо щурилась на карасей и называла их лягушками. Рыбой
назывались только те чешуйчатые скользкие существа, которые жили в проточной
воде реки. Помню морщинистые щеки и седые волосы выше резиновых сапог, в
которых она ходила.
От бабушки Саши в памяти осталось лишь ощущение старости.
Странная человеческая память - она выхватывает из прошлого
второстепенные детали, оставляя в тени главное. Наверное, это происходит
потому, что с второстепенными деталями легче философствовать. Мысль - это
неуловимая серебряная уклейка в реке, блеснув, она исчезает в никуда.

До четвертого класса жизнь моя протекала без особых потрясений.
Я ходил в школу, играл с друзьями в мушкетеров, ездил на рыбалки,
большей частью, конечно же, неудачные. И еще я читал. Жизнь моя того времени
неразрывно была связана с книгой. О благословенные детворой "Каллисто" и
"Каллистяне" Г. Мартынова! И еще я открывал для себя "Путь на Амальтею" и
"Страну багровых туч" братьев Стругацких, холодную и прекрасную, как
ювелирное изделие, "Туманность Андромеды" Ивана Ефремова, в мою жизнь вошли
Альтов и Журавлева, Днепров и Сапарин, Варшавский и Аматуни с его "Тайной
Пито-Као", ну, конечно же, Виталий Мелентьев с его повестью "33-е марта",
рассудительный и имевший определенный литературный дар, но такой пресный
Немцов, Томан с его шпионскими и антивоенными памфлетами, я познакомился с
Думчевым из Страны дремучих трав Владимира
Браги на, восхищался "Человеком-лучом" Михаила Ляшенко. Нет,
удивительные книги рождались в шестидесятые годы! Я бродил ночами по планете
Видящих Суть Вещей, думал о горовском мальчике, восторгался угрюмым Быковым,
а впереди была Пандора, чудовищная Волна на планете Радуга, и. уже бродили
по Вселенной загадочные Странники. Казалось, что до светлого завтрашнего
дня, каким он был описан братьями Стругацкими в повести "Возвращение",
подать рукой. Уж мы-то до него обязательно доживем, до этого мира Светлого
Полудня. Да что там - доживем, мы еще поживем в нем, обязательно поживем!
Была уверенность во всемогуществе техники и людей. Верилось, что до
Марса рукой подать, а на Луне уже в ближайшие десятилетия будут построены
базы землян.
Утверждают космонавты и мечтатели, Что на Марсе будут яблони цвести...
Это из фильма "Мечте навстречу".
В это верилось и с этим гораздо спокойней жилось.
Жизнь мне портил лишь Пашка Щербаков по прозвищу Пахланя. Он меня за