"Елена Съянова. Плачь, Маргарита " - читать интересную книгу автора - Ты бы помолчал! Объясни-ка лучше, по какому поводу ты его вчера
напоил и сам напился? - Не твое дело! Оба говорили шепотом, понимая, что объяснение здесь и сейчас совершенно неуместно, однако избежать его у обоих не хватало сил. Они вышли в узкий коридорчик, ведущий от лестницы к комнате сторожей, и стали лицом к лицу. - Что? - повторил Гитлер. - Если ты рассчитываешь отделаться своей обычной брехней, то не старайся. На этот раз я заставлю тебя объясниться по существу. - Я не обязан... Рем молча сверлил его взглядом. Несколько лет назад подобное объяснение закончилось рапортом об отставке и отъездом Рема в Боливию. Партии дело было представлено как принципиальное разногласие по поводу статуса СА, при сохранении между сторонами "личной дружбы". На самом же деле... Вспоминать о происшедшем было тяжело и стыдно всем троим. Имевшие место принципиальные конфликты были слишком густо замешаны на личной беспринципности, прямом предательстве, фанатической слепоте и мучительном, безответном чувстве Рема к Рудольфу, которое Эрнст хотел с корнями выдрать из себя в далеких боливийских джунглях. Три года прошло, и вот все повторяется. Они так же стоят лицом к лицу, только третьего сейчас между ними нет. Тогда, в жесткой схватке честолюбий, они, нанося удары друг другу, измучили, искромсали его душу; теперь, готовясь к решающему удару, - едва не добили окончательно. Оба понимали это. Понимали и то, что умный, сильный Гесс стоял между ними, пока мог и хотел мог сработать инстинкт самосохранения, и тогда они остались бы лицом к лицу, уже не фигурально, а вот так, как стояли сейчас в узком и темном коридоре, и следующий удар мог быть для кого-то из них роковым. - Я хочу знать - что ты вчера заливал коньяком, - произнес Рем. - Бедный Руди! У него всякий раз хватает воли быстро закрыть глаза, когда ты нечаянно открываешься. - Я скажу Рудольфу, какую сделку ты мне предлагал - свою лояльность в обмен на то, чтоб я не мешал тебе выражать... твои гнусные чувства. И он поверит мне! Да, он поверит мне, - прошипел Гитлер, почти вплотную приблизившись к лицу Рема, - потому что мы оба с ним живем идеей, а ты... ты - животное! - Давай-давай! Раскройся еще раз. А вдруг он не успеет зажмуриться? Гитлер отступил. Прислонился затылком к стене и закрыл глаза. Он ясно почувствовал симптомы приближающейся апатии - тяжкого состоянья, из которого приходилось всякий раз выбираться, точно из сточной канавы. Поединки с Ремом всегда стоили ему всех сил, и этот не был исключением. Еще один удар, и он свалится. - Чего ты хочешь, Эрнст? Ты сам себе отдаешь отчет? - Теперь - да. Я предлагаю тебе сделку. Ты прав - я не умею любить человечество, "жить идеями". Пусть я животное. Это уже не имеет значения. Отпусти его. Гитлер желчно рассмеялся. - Но ты же знаешь Рудольфа! У меня нет власти над ним. - У тебя есть цепи. Брось их! Отпусти его! Он и так всю жизнь станет |
|
|