"Дэ Сижи. Бальзак и портниха китаяночка " - читать интересную книгу автора

несколько иностранных книжек, переведенных на китайский. Помню, она читала
мне некоторые главы из одной довольно забавной книжки, которая называлась
"Дон Кихот". Это история про одного старинного рыцаря.
- А сейчас где они?
- Превратились в дым. Красные охранники конфисковали их и без всякого
сожаления публично сожгли около ее дома.
Несколько минут мы грустно молчали и курили. Эта история про сожженные
книги смертельно удручила меня: нам ничего не светило. В том возрасте, когда
мы наконец научились бегло читать, читать уже было нечего. Уже многие годы
во всех книжных магазинах в разделе "западная
литература" на полках стояло только полное собрание сочинений
албанского коммунистического вождя Энвера Ходжи, а на позолоченном переплете
каждого тома был изображен портрет старикана с галстуком кричащих тонов и
аккуратно зачесанными седыми волосами; он пристально смотрел на вас из-под
прищуренных век, причем левый глаз у него был карий, а правый не такой
карий: его радужная оболочка имела розоватый оттенок.
- А почему ты заговорил про это? - поинтересовался я.
- Понимаешь, я подумал, а вдруг в кожаном чемодане Очкарика как раз и
лежат книги западных писателей.
- Знаешь, ты, пожалуй, прав. Ведь у него отец писатель, а мать
поэтесса. Наверно, у них было много таких книг, точь-в-точь как у твоих и
моих родителей была масса книг по западной медицине. Но вот только как они
смогли спасти этот чемодан от красных охранников?
- Можно было исхитриться и где-нибудь их припрятать.
- Но, доверив чемодан Очкарику, его родители здорово рисковали.
- Наши родители мечтали, чтобы мы стали врачами, а родители Очкарика,
наверно, хотели, чтобы он стал писателем. И они считают, что для этого он
должен втайне как следует проштудировать эти книги.

***

В одно из холодных утр ранней весны два часа подряд валил снег, и
вскоре земля была покрыта десятисантиметровым белым покровом. Староста
деревни дал нам день отдыха. Мы с Лю тут же отправились повидать Очкарика.
До нас дошло, что с ним случилось большое несчастье: он разбил очки.
Но я был уверен, что работать он не перестанет из страха, что
"революционные крестьяне" воспримут его катастрофическую близорукость как
физический недостаток. Он жутко боялся, как бы
они не сочли его лодырем. Он вообще испытывал перед ними постоянный
страх, потому как когда-нибудь это им предстояло решать, окончательно ли он
"перевоспитался", и теоретически это они были хозяевами его судьбы. В таких
условиях малейший политический огрех, любая физическая слабость могли стать
роковыми.
В его деревне в отличие от нашей крестьяне, несмотря на прошедший
снегопад, не отдыхали; взгромоздив на спины огромные корзины, они
перетаскивали рис в уездный склад, который находился в двадцати километрах
от горы Небесный Феникс на берегу реки, берущей свое начало на Тибете. То
был ежегодный налог с их деревни, и староста разделил весь рис, который надо
было перенести, на число жителей; на каждого пришлось почти по шестьдесят
килограммов.