"Валериан Скворцов. Каникулы вне закона " - читать интересную книгу автора

для меня паспорт со своим именем, заранее знает, как выручать самозванного
тезку. Или как не выручать вовсе.
Прием редкий. Ну вот, и такой есть теперь в моей практике. Век живи...
В сущности, работа, на которую я подрядился, заключалась в
контрабандном вывозе секретной документации, компрометирующей госаппарат
иностранного государства. Для передачи третьему государству. Шпионаж в
чистом виде.
Сколько за это дают в Астане? Так, кажется, называется теперь новая
казахстанская столица, выстроенная посреди голой степи? Или человека с
фамилией Шлайн, принимая во внимание его положение в братской службе бывшей
братской республики, обменяют на подлинники стихов акына Джамбула Джамбаева,
завалившиеся за этрусские вазы в подвале ленинградского Эрмитажа? Таков
расчет Ефима?
Передразнивая баритон Шлайна, я пропел в машине:
- Никакой икры для Шемякина! Обойдется баландой!
Оставались сутки до вылета. Достаточно на отработку вариантов
последствий перевоплощения в Шлайна, подумал я, и выключил эти мысли.
Страус, прячущий голову в песок, по моему мнению, не трус. Он решает
подумать о чем-то неприятном попозже. Не в ненужное время и не в ненужном
месте.
В Москве я держу две квартиры. В одной живу открыто. Во второй скрытно,
потому что в ней обитает Колюня. Адрес и телефон первой можно получить на
московской улице академика Королева в конторе лицензирования частной
охранной и детективной деятельности. Тот, кто попытается вынюхать
местонахождение второго логова, рискует смертельно.
Когда я открыл электронной пластинкой сейфовую дверь этого логова,
чей-то риск, судя по грохоту выстрелов и воплям, уже оборачивался бесславной
кончиной. Успев снять и повесить пальто, я рухнул, прошитый очередью из
тяжелого пулемета, лицом в собственные шлепанцы. Мне кажется, так мой труп
выглядел натуральнее.
- Твой конеч был ужашен, - сказал Колюня, терявший молочные зубы, и
сменил расстрелянный магазин. - Ты шо севоня рано?
И увидел шлайновский конверт с кнопкой, торчавший из кармана пальто.
Самое худшее, с чем мог я явиться. После появления такого Колюня отправлялся
на несколько дней, а то и недель на попечение доброй тети, называвшейся
сначала "Наплевать-на-деньги-нужна-забота", а потом Оксаной Ивановной,
превратившейся в Ксану. Ефим, когда мы обсуждали Колюнину участь, сказал,
что теперь придется нанимать другую Ксану, привычная изготавливается заиметь
собственного ребенка. И при этом не удержался от пошлостей в мой адрес,
которые сходили у него за дружеские шутки. По мнению Ефима, ему как
оператору полагалось освежать подобными остротами "гуманитарный" контакт с
агентом...
Колюня бросил пулемет. Он всегда, когда расстраивался или терпел ижицу,
стоял боком. Под ухом на шее, торчавшей из воротника растерзанного в бою
свитерка, тянулась синяя жилка. Как у его эстонской православной матери,
ставшей моей невестой по переписке, затеянной мамой из Бангкока с
православным батюшкой в городе Веллингтон, Новая Зеландия. Батюшка, с
которым я потом увиделся на отпевании папы на Филиппинах, оказался
австралийским аборигеном с проволочной бородой.
Я не помнил, обнимал ли меня отец, когда я пребывал в возрасте Колюни,