"Валериан Скворцов. Каникулы вне закона " - читать интересную книгу автора

поклевать чего-нибудь, оклемается... Не хотите взять себе? Вместе с
клеткой... Если необходимо, я оплачу вперед и корм...
- Ой, да у меня дома кошка!
- А если он поживет в клеточке здесь? Детишкам радость, привлечет
покупателей...
Детишек и покупателей, правда, не было. Эскалаторы гоняли пустыми.
Просторная торговая точка и внешне, а теперь и изнутри казалась бутафорским
механизмом отмывочной машины для наличных, добываемых где-то в другом месте.
Продавщица испуганно оглянулась в сторону прилавка, где паковались
покупки.
- Ой, менеджер не разрешит!
Господи, подумал я, отчего на меня вешаются в неподходящее время и в
неподходящих местах бродячие кошки, собаки и теперь еще попугай?
Покойная мама сказала, когда в Харбине я приволок домой брошенного
старого, с седыми бакенбардами скотч-терьера: "Это не он, это ты к нему
пристал!" Терьер понимал, что погибнет, но хвост держал торчком... Вне
сомнения, если разбираться по жизни, к свободолюбивому или сексуально
озабоченному попугаю пристал я, а не он ко мне. Ничего не возразишь. И что
теперь делать?
- Возникли какие-то проблемы? - спросил симпатичный очкарик-казах в
фирменном пиджаке с бляшкой "Менеджер по общественным связям" на лацкане.
Бледное лицо свидетельствовало, как быстро вытекает из него жизнь в
универмаге, где не отлажена вентиляция и легкие травятся испарениями
синтетических красителей от залежей пластикового неликвида.
- Я прошу разрешения оставить на пару часов в клетке, которую я купил,
моего попугайчика... За ним заедут и заберут, так сложились
обстоятельства... Если вы разрешите еще и позвонить от вас, - сказал я,
мямля и выставляясь придурковатым интеллигентом.
Менеджер с великодушной гордостью протянул мобильный телефон.
Ответил женский голос.
- Попросите, пожалуйста, Усмана, - сказал я.
- Его нет сейчас дома. Что передать?
- Это говорит человек, которого он ночью привез из аэропорта...
- А-а-а... Что передать?
Мне показалось, что даме известно обо мне. Я представил восточную леди,
мать пятерых детей, оторвавшуюся от приготовления плова. В шелковом халате и
шароварах, тюбетейке, с десятками заплетенных смолянисто-черных косичек,
может быть, с полоской потных усиков над губой с прилипшим зернышком риса,
который она пробует.
- Ничего. Я перезвоню. Это не срочно.
- Но ведь вы из Москвы?
- Да.
- Тогда, может быть, я вам дам Ляззат, его дочь? Будете говорить?
- Хорошо.
Почему "его дочь"?
Теперь я представил молодую, коренастую в отца узбечку в мини-юбке и
туфлях на высоких каблуках, в которых она ступает, выворачивая колени. Во
Вьетнаме, Камбодже, Таиланде, да и Бирме, если таковые встречались,
надругательство над грацией азиатских ножек европейскими штырями,
подсунутыми под пятки, внушало отвращение.