"Алексей Слаповский. Российские оригиналы" - читать интересную книгу автора

рассказывали и слушали все поголовно, из этого можно сделать вывод, что в
той или иной мере eрником был чуть ли не каждый человек. Всe общество стало
eрником - и совершенно непонятно, на чeм держалось государство, состоящее из
граждан, поминутно это самое государство высмеивающих! Полагаю, разгадка в
том, что, реализуя словесно своe негативное отношение к государству,
граждане-eрники сублимировались и выдыхались - и в своих действиях
оставались лояльны.
Но при этом eрничество было изначально социальным, святое-то у людей
оставалось за душой! - и лишь потом, отточив юмор, явились уже представители
так называемого чeрного eрничества (в противовес некоему белому, что ли?),
которых, помнится, со звонкой публицистической досадой бичевал поэт-художник
60-х - 70-х гг. 20-го века А. А. Вознесенский.
Но и они чаще всего маскировали своим eрничеством нежную горечь от
несбывшихся надежд на справедливость в этом мире. Хотя маскировка при этом
была столь искусной, столь тщательной, что иногда даже сам eрник о ней не
догадывался.
Илья Фeдорович Глюкин, отец известного уже нам Роберта Ильича Глюкина,
был истинный шестидесятник и истинный eрник, тем более злостный, что в эти
самые шестидесятые позволил душе своей некоторое время пребывать в надежде
на реализацию результатов социального потепления. Эти надежды рухнули, и
Илья Фeдорович, тридцатипятилетний кандидат наук, решил, что отделяет себя
от государства, от общества и от этой толпы вообще. И от семьи тоже.
Это произошло вроде подготовленно, но как-то неожиданно.
Ходил себе мрачный, неразговорчивый, выполнял свою нелепую научную
работу, по выходным аккуратно помогал жене прибирать квартиру, обращал
внимание на пятнадцатилетнего сына, как положено отцу, - и вдруг однажды
утром проснулся с мыслью, что будет с сегодяшнего дня абсолютно честен,
свободен и откровенен, но не прямолинейно, а с помощью острого стилета
eрничества, пронзая оплот ватно-плотно плетeной плоти бытия!
- Дорогой мой! - привычно-ласково встретила его на кухне жена (между
прочим, вкладывая в слова свои и интонацию тоже толику eрничества - таков уж
был общий стиль интимного воркования шестидесятников).
- Я не дорогой, а дешeвый! - саркастически заявил Глюкин.
Шутка вышла неудачной, но он не подал вида, потому что не пристало
eрнику терять лицо - всегда насмешливо-непроницаемое.
- Да, я дешeвый, - продолжил он. - И вся жизнь моя - дешeвка.
В кухню вошeл сын Роберт. Робин, так его звали дома.
- Привет, родители! - сказал он, протирая глаза.
- Приятно слышать вежливые слова от человека, мечтающего быть сиротой!
- откликнулся отец.
Робин открыл рот.
Глюкин чувствовал, что eрничество его не очень остроумное, не
цинически-весeлое и лeгкое, а значит, и не eрничество, от этого он злился,
но опять-таки втайне.
- За что ты нас так? - воскликнула жена уже без всякой иронии.
- Знал бы за что, вообще бы убил! - ответил Глюкин фразой из анекдота -
и пошeл на службу, в НИИ стандартизации и метрологии.
Была осень, было ветрено. По пути Глюкин встретил Дашеньку, о которой
думал вот уже год, - да и она, кажется, поглядывала на него с особым
вниманием.