"Алексей Слаповский. Здравствуй, здравствуй, новый год..." - читать интересную книгу автора

мытый со дня рождения старика, кажущийся земляным, потому что окурки,
бумажки, объедки и прочие предметы человеческого существования годами
втаптывались и притаптывались - и образовали однородное покрытие. В углу
шкаф без дверок'но с полками. На полках пустые бутылки, посуда, банки. В
шкафу, правда, уцелел ящик, я выдвинул. Старая жестянка из-под чая, жёлтая
газета, сложенная в осьмушку, кожаный футляр неизвестного назначения, пустая
пластмассовая коробка. Рядом со шкафом - газовая плита, на ней кастрюля с
остатками каши. Стол, возле которого я обосновался - в народе это называют
"стол с пузом", то есть с дверцами, внутри - утварь должна быть. Но дверок
не было, утвари не было. На столе огрызок хлеба, кусок ливерной колбасы,
нож, ложка, две бутылки из-под вина, одна стоит, другая лежит, два гранёных
стакана, один стоит, другой лежит.
Я ещё раз подробно всё осмотрел и остался доволен. Ничто не нарушало
гармонии, всё так и должно быть. И паутина в углах, и тараканы вон копошатся
под умывальной раковиной,- всё в тон, всё - сюда.
Раздобуду денег на доплату этому старику - отдельная квартира у него
всё-таки!- и поменяюсь с ним, уеду от матери, буду здесь жить. Позову всех
одноклассников и устрою Новый год. В придачу старик пусть отдаст мне своё
пальто и валенки - слишком долго придётся рыскать по помойкам, чтобы найти
такие же. Нет, от вшей я их очищу, пропарю и прожарю, да и тараканов,
пожалуй, изведу, тут уж не гармония, а перебор (если не старика, а меня
иметь в виду), отпущу бороду, если вырастет, научусь не умываться и не
чистить зубы.
Или позову Ольгу. Вот тут мы будем жить, Оля. Ты не раздумала? При
условии: ничего тут не трогать. Ничего! Если любишь меня. Ты ведь любишь
меня?
- Ты готовишь будто на целую роту,- сказала в это время Ольга своему
мужу Аркадию.- Мы же одни будем.
- Нет, но мама может зайти,- в ласковой улыбке кривится Аркадий.
- Я же просила! Она и так каждый праздник, каждый день рождения...
- Она на мийутку зайдёт часов в десять...
- Господи Боже ты мой! Ни о чём нельзя просить! Что за дуболом, не
понимаю! Мы же договаривались! Или ты уже не понимаешь человеческих слов?
Что нужно, чтобы ты меня понял? Записывать на бумаге? Подпись и печать?
Неужели так трудно?
- Слушай, ты что? - удивляется Аркадий.- Из-за какого-то пустяка...
- Это не пустяк! Это тебе кажется, что пустяк, а на самом деле всё
принципиально, это - отношение ко мне,- говорит Оля, злясь на себя за
глупость своих слов, злясь на дочь, которая из-за спинки кресла высунулась и
смотрит испуганно.
- Целый день будет телевизор молотить? - кричит ей Оля.
Дочь быстренько исчезает, вползает в кресло, но поздно. Мать за руку
стаскивает её, ведёт в ванную:
- Сказано же тебе, пока не умоешься, не почистишь зубы - никаких
телевизоров! Полдня прошло, а она не умывалась ещё! - вталкивает дочь в
ванную и идёт выключать телевизор, а дочь высовывается и успевает подмигнуть
папе Аркадию (то есть Андрею), а он ей. Они понимают и любят друг друга. Дай
им Бог.
Старик пошевелился. Лёг на бок, потом навзничь, лицом к полу свесился.
Изо рта тонкой прерывистой струей потекла розоватая жидкость, оказавшаяся