"Лев Исаевич Славин. Последние дни фашистской империи (Рассказы и очерки) " - читать интересную книгу автора

Положение в центре пока не менялось. По-прежнему гитлеровцы с отчаянным
и бессмысленным упорством бешено защищали район Имперской канцелярии.
Оборона здесь была сплошная. Немцы отступали, беспрерывно стреляя из
самоходок, из зениток, из 88-миллиметровых пушек, так называемых "шершней",
и даже из "шмелей" - мощных полевых гаубиц.
Фаустметатели, засевши в верхних этажах, швыряли свои гранаты даже в
отдельных бойцов. Из нижних этажей били пулеметчики. С чердаков - снайперы.
Вообще последние дни Берлина - 30 апреля, 1 мая и даже начало 2 мая - были
самыми горячими во всем периоде берлинских уличных боев.
Перекресток одного из переулков Блюменштрассе был густо прегражден
всяческими препятствиями: дерево-земляным забором, рогатками, надолбами,
ежами, сбитыми из рельсов. Два смежных дома были соединены немцами в один
форт. Разведчики штурмовой группы, которой командовал маленький молчаливый
крепыш, младший лейтенант Арсений Коньков, дознались, что гарнизон этого
укрепления довольно разношерстный: юнкера из берлинских военных училищ,
фольксштурмис-ты, полицейские, зенитчики - большей частью беглецы из других,
уже занятых районов Берлина.
Как всегда в уличных боях, между ними и противником не было нейтральной
зоны, так называемой ничьей земли. Стороны упирались друг в друга лбами. И
было очень интересно наблюдать наблюдателей - как они изощрялись,
высматривая противника, а сами оставались незамеченными. Разумеется,
бинокли, а тем более стереотрубы были отставлены. Действовал голый глаз:
расстояние до противника измерялось метрами. Наблюдатель, старший сержант
Мирон Гуревич, объемистый мужчина, с трудом втиснулся в какую-то разваленную
каморку и, сжимая в своей ручище кузнеца телефонную трубку, шептал хриплым
страстным голосом:
- Кройте по угловому окну во втором этаже! Там фаустпатронщики...
Потом, после выстрела 203-миллиметровой гаубицы, стоявшей за стеной
разрушенного дома:
- Порядок! Фаустникам - капут...
У Арсения Конькова и у всех четырех людей его разведывательной группы
грудь и живот были белы от постоянного ползания. Противник был и над
головой - на чердаках, на крышах, и под ногами - в туннелях метро, ходах
канализации. На штурм этих домов первыми поползли разведчики. Смелость их
несравненна. Они ворвались в первый этаж и, действуя гранатами, кинжалами,
заняли его. Путь к отступлению был для немцев отрезан. Самоходки и танки
наши, стоявшие метров за четыреста отсюда, очень точно били по верхним
этажам. Немцы были оглушены, ослеплены. И вскоре в облаках каменной пыли
забелел обрывок простыни, привязанной к швабре. Немцы сдались. Успех этот
был омрачен гибелью Арсения Конькова. Осколок гранаты разворотил ему грудь.
Он лежал в углу на груде шинелей, окруженный друзьями, мальчишеское лицо его
было, как всегда, задорно и чуть угрюмо. Он умирал, как и жил, молча и не
жалуясь.
Весь день Первого мая прошел в жестоких боях. Праздник отмечали кто как
мог. Бойцы одного подразделения целый день дрались с противником возле
оперного театра. К ночи они вышибли его из последного подвала на этой улице.
Немцы отошли. Стихло. Бойцы решили отпраздновать наконец Первомай.
Расположились в том же подвале, зажгли свечку, вынули еду, вино. Да вот
беда - на чем все это разложить, на чем сесть?
В дрожащем, неверном свете оплывшей свечи ребята заметили большие