"Слуцкий. Элементарная педагогика, или Как управлять поведением человека " - читать интересную книгу автора

Между тем сердце мое влекло к некоторым из моих товарищей, бывших
не на лучшем счету у начальства; но оно влекло меня к ним не потому, что они
были шалунами, но потому, что я в них чувствовал (здесь нельзя сказать
замечал) лучшие душевные качества, нежели в других. Вы знаете, что резвые
мальчики не потому дерутся между собою, не потому дразнят своих учителей и
гувернеров, что им хочется быть без обеда, но потому, что обладают большею
живостию нрава, большим беспокойством воображения, вообще большею пылкостию
чувств, нежели другие дети. Следовательно, я не был еще извергом, когда
подружился с теми из моих сверстников, которые сходны были со мною
свойствами; но начальники мои глядели на это иначе. Я не сделал еще ни одной
особенной шалости, а через год по вступлении моем в корпус они почитали меня
почти чудовищем.
Что скажу вам? Я теперь еще живо помню ту минуту, когда,
расхаживая взад и вперед по нашей рекреационной зале, я сказал сам себе:
буду же я шалуном в самом деле! Мысль не смотреть ни на что, свергнуть с
себя всякое принуждение меня восхитила; радостное чувство свободы волновало
мою душу, мне казалось, что я приобрел новое существование.
Я пропущу второй год корпусной моей жизни: он не содержит в себе
ничего замечательного; но должен говорить о третьем, заключающем в себе
известную вам. развязку. Мы имели обыкновение после каждого годового
экзамена несколько недель ничего не делать - право, которое мы приобрели не
знаю каким образом. В это время те из нас, которые имели у себя деньги,
брали из грязной лавки Ступина, находящейся подле самого корпуса, книги для
чтения, и какие книги! Глориозо, Ринальдо Ринальдини, разбойники во всех
возможных лесах и подземельях! И я, по несчастью, был из усерднейших
читателей! О, если б покойная нянька Дон-Кишота была моею нянькою! С какою
бы решительностью она бросила в печь весь этот разбойничий вздор, стоящий
рыцарского вздора, от которого охладел несчастный ее хозяин! Книги, про
которые я говорил, и в особенности Шиллеров Карл Моор, разгорячили мое
воображение; разбойничья жизнь казалась для меня завиднейшею в свете, и,
природно-беспокойный и предприимчивый, я задумал составить общество
мстителей, имеющее целью сколько возможно мучить наших начальниковп'j
Нас было пятеро. Мы собирались каждый вечер на чердак после ужина.
По общему условию, ничего не ели за общим столом, а уносили оттуда все
съестные припасы, которые возможно было унести в карманах, и потом свободно
пировали в нашем убежище. Тут-то оплакивали мы вместе судьбу свою, тут
выдумывали разного рода проказы, которые после решительно приводили в
действие. Иногда наши учителя находили свои шляпы прибитыми к окнам, на
которые их клали, иногда офицеры наши приходили домой с обрезанными шарфами.
Нашему инспектору мы однажды всыпали толченых шпанских мух в табакерку, от
чего у него раздулся нос; всего пересказать невозможно. Выдумав шалость, мы
по жребию выбирали исполнителя, он должен был отвечать один, ежели
попадется; но самые смелые я обыкновенно брал на себя как начальник.
Спустя несколько времени мы (на беду мою) приняли в наше общество
еще одного товарища, а именно сына того камергера, который, я думаю, вам
известен как по моему, так и по своему несчастью. Мы давно замечали, что у
него водится что-то слишком много денег, нам казалось невероятным, чтоб
родители его давали -летнему мальчику по и по рублей каждую неделю. Мы вошли
к нему в доверенность и узнали, что он подобрал ключ к бюро своего отца, где
большими кучами лежат казенные ассигнации, и что он всякую неделю берет