"Вениамин Борисович Смехов. Пейзажи и портреты " - читать интересную книгу автора

учебных институтов и других предприятий не только "обкатывался" (и заодно,
увы, амортизировался) наш поэтический и музыкальный экипаж, но и
оттачивалось умение говорить с залом у ведущих. Помню, как Володя и ребята
по окончании концертов журили меня за многословие, за "занудство", за то,
что долго вначале раскачивался, но если я в дальнейшем отказывался (ах так,
ну пусть один Высоцкий теперь ведет), первым Володя и набрасывался: мол, ты
чудак, тебе говорят, чтоб лучше было, вот ведь в МИФИ здорово и активно
начал, и мы все смеялись, не только зал... Это - про вечер у студентов, где
я под занавес сказал, что нам у них было "МИФИчески тепло" (там и физически
жарко было). Был и такой состав: мы с Юрой Медведевым плюс Владимир. Здесь
помнится, как Володя вытеснил меня... у фортепиано, Юра - замечательный
пантомимист, и его этюды шли, как немое кино, под тапера. А кто подыгрывает,
если в концерте не участвуют Хмельницкий или Васильев? Естественно, я, ибо
слегка учился игре на фортепиано. Музицирую, подбираю, фальшивлю - все, как
в самодеятельности. Однажды Володя попросил: дай сегодня я поиграю. Я ему:
"Володя, разве ты учился?" Он мне: "Ну, я сказал, дай я попробую". Когда
Высоцкий чего-то очень захочет, его глаголы действительно могут сжечь сердца
людей. Но он соблюдал все формальности глагольно-просительных слов. Только
отказать ему было невозможно, как невозможно и обвинить в захвате. Короче,
Медведев начал пластическую разминку, кивнул нам за кулисы: мол, Веня,
давай. Я киваю Володе. Володя, кусая от усердия нижним рядом зубов верхнюю
губу, лупит по клавишам. Я снисходительно взираю сверху. Медведев
воодушевленно трепещет олимпийским телом. Публика хлопает. Юра машет мне:
давай быстрее. Я - Володе. Тут он заводится, выдает обязательную программу
юного дилетанта образца 40 - 50-х годов: "Собачий вальс", "Сан-Луи",
"буги-вуги"... Потом лихо фантазирует на темы простейших своих мелодий
("Нинка" или "Сгорели мы по недоразумению"), а я еле скрываю удивление: как
это из-под его таких привычно цепких, коротких, сильных, абсолютно не
"пианистических" пальцев гитариста вылетает довольно складная по мелодике и
идеальная по ритму музыка? А после концерта Володя, ничуть не скрывая
гордости, стиснул меня крепенько за плечи: мол, не завидуй, все свои,
сочтемся... А как же, ведь маэстро Медведев сказал: "Я не знаю, что вы там
делали за кулисами, но сегодня мне было работать гораздо удобнее!"
Лет через десять после тех концертов смотрел я в повтор "Место встречи
изменить нельзя" и вдруг вижу на экране: Володин Жеглов "бацает" на пианино.
Я встрепенулся, побежали мурашки, так здорово это было снято, да только
коротко очень, жаль. И так хотелось ему сказать приятное: и про роль, и
заодно про эту цитату из наших опытов аккомпанемента артисту Медведеву... но
время встречи вернуть нельзя.
Кстати, про "мифически тепло". Володя был очень щедр в любви и дружбе.
Это если он лишит тебя своего пристрастия, то сразу может казаться колючим и
недобрым. Но когда ты находишься в кругу его почета и выбора, можешь ни о
чем не заботиться. Высоцкий, как бы ни был занят своей гигантской работой,
ни на секунду не спускал глаз с тех, кого опекал. В чем еще проявлялась
щедрость и талант - он перебарщивал в оценках опекаемых персон. Золотухин в
устах Владимира был величайшим народным певцом, а в качестве прозаика за
пояс затыкал всех членов и секретарей Союза писателей любым своим рассказом.
Когда он полюбил Леню Филатова, то никаких поэтов-пародистов-юмористов он на
пушечный выстрел близко бы не поставил. Ленины пародии - и артистизмом, и
блеском юмора, и россыпью словесных попаданий - сражали Володю наповал.