"Олег Павлович Смирнов. Прощание (роман)" - читать интересную книгу автора

оставайтесь, а я за ручку бы их повела, и Женя с Ирой мне помогут...
Господи, неужели она тронулась? Или это пройдет? И Женя, сбавив тон,
сказала:
- Будь по-вашему... Но сперва перевяжем раненых, покормим их...
- К полуночи будьте готовы, - сказал Скворцов и отвернулся...
... В расположении немцев догорали костры, пиликала губная гармоника,
пьяно орали "рус, капут!" вперемежку с песнями; песни разные, веселые и
грустные, отчасти знакомые: с вахи - германской пограничной заставы -
доносило через Буг, это было до войны. Немецкие песни, которые поются ныне
на советской земле... А лягушки как квакали до войны, так и квакают на
прибугских болотах. Луна скрылась, темень погустела. Немцы пускали
осветительные ракеты - боялись, что пограничники будут прорываться. Изредка
стреляли из ракетниц и пограничники - чтоб немцы скрытно не подобрались к
заставе. Угомонились у противника значительно позже полуночи; настала
тишина, нарушаемая хлопками сигнальных пистолетов, да на востоке, далеко,
рвались авиационные бомбы. Для острастки немцы дали из пулемета несколько
очередей трассирующих пуль - и вновь тишина, лягушки и то не квакают. Пора?
И в этот момент выплыла луна. Скворцов ругнулся. Поежился, укутываясь в
наброшенную на плечи шинель; ее, полусгоревшую, подобрал где-то Иван
Федосеевич и всучил, хозяйственная душа. Ночь прохладная, сырая, когда ты
голоден и без сна - пронизывает.
Он очень хотел спать, усталость подкашивала, лечь бы и мертвецки
уснуть. Но он уложил всех, а сам вместе с наблюдателем бодрствовал в
траншее. На какой-то срок сонливость одолела, и Скворцов задремал стоя и
свалился бы, не поддержи его наблюдатель. Скворцов пробормотал: "Эк,
сморило!" - потер глаза и уши. Он приказал поспать и женщинам, - когда
нужно, их разбудят, но, зайдя через час в подвал, услышал: шепчутся. Не спал
и Белянкин, гладил Клару по затылку. Стонали во сне лежачие раненые, стонали
и ходячие, те, кто в строю. Скворцов не повторил женщинам приказания спать,
оглядел тяжелораненых. Тусклое освещение керосиновой лампы, но они виделись,
как в прожекторном луче. Их было четверо, он знал о них все и ничего. Два
года эти ребята были рядом с ним, варились в одном соку, он знал их прошлое
и настоящее, характеры, привычки, склонности, плюсы и минусы, он узнал их
еще раз сегодня в бою, узнал на грани гибели, пригвожденных к проросшей
картошке, - один из них прохрипел: "Товарищ лейтенант, не пожалейте пару
гранат, оставьте нам. Не попасть бы в лапы к Гитлеру. В случае чего
подорвемся". И Скворцов распорядился отдать две "лимонки"... А ничего -
потому, что не знает, доживут ли ребята до рассвета. И на сколько переживут
их лейтенант Скворцов и те, кто еще в строю? Скворцов выстрелил из
ракетницы. Описав дугу, ракета осветила местность, упала с шипением.
- Немцев не видать? - спросил Скворцов напарника.
- Вроде нет, товарищ лейтенант.
Нет - и хорошо. Спустя десяток минут опять выпустит ракету. Поднимет
ракетницу стволом вверх и нажмет на спуск. Когда-то, в детстве, так вот
играл с пугачом: поднимет кверху и бабахнет серной пробкой. Ныне игрушки
другие, по сезону. И пугать приходится всерьез. Еще вчера жизнь была иной,
вернуть бы вчерашний день! А еще лучше очутиться в том времени, когда он не
успел напиться во Львове и посидеть на гарнизонной "губе". Или в том, когда
они с Ирой только-только прибыли на заставу. А не лучше перебраться в то
время, когда он учился в Саратове, в военном училище, холостяк, или же -