"Олег Павлович Смирнов. Прощание (роман)" - читать интересную книгу автора

теперь страдания другие: война. Я простила ее, потому что ныне наши жизни
сломаны войной, и перед этим меркнет все остальное. Да, война. Боюсь
подумать, что будет с Игорем, со мной, да и с Жекой тоже.
И опять мы брели: кто оступится на колдобине, кто споткнется о
корневище, ушибаемся, сбиваем ноги. Ночного леса я боюсь, он грозит
неизвестностью, опасностью, бедой, скопище теней - как скопище злых сил.
Вышла из облаков, засветила луна. Тени отступили, и стало еще страшнее, как
будто они изготовились для разбега, для нападения. Луна освещала и рваные
черные тучи и черную воду озера. На земле, в небе, в воде - всюду зло,
живучее и одноликое. И что мы против него, три измотанные, ослабевшие,
беззащитные женщины? Но жить надо. Думать надо. Если благополучно минуем
болота, выйдем на просеку, просекой - до гравийного шоссе, там, помнится,
влево село и вправо село. В какое податься? В то, где не будет гитлеровцев.
Если что - машины будут видны... Луна была белая, мертвая. Она и позволила
увидеть: поперек тропы лежит человек! У меня подкосились ноги, Клара
остановилась как вкопанная, вперед вышла Жека. Мы сбились в тесную кучку,
дрожа от страха. Человек неподвижен, одет в гражданское, руки разбросаны,
картуз отлетел. Мертвый? Обойти нельзя, в трясину угодишь. Назад повернуть?
К немцам? Переступить? Жека сказала:
- Обождите. Схожу посмотрю.
И она шагнула. Я хотела ее схватить, удержать, но руки непослушные,
ватные. Хотела пойти за ней - ноги не послушались. Если назад - тоже не
сдвинуться. Как приросла. Спасибо луне, видно: Жека подошла к телу,
наклонилась, постояла. Вернулась к нам, сказала:
- Пошли. Мертвый.
Она потянула меня и Клару за собой. Не помню, как я перешагнула через
труп. Старалась не смотреть на него, но он словно притягивал, и я запомнила
ощеренный рот и струйку крови на подбородке. Судя по одежде, волыняк,
цивильный.

Когда я переступала труп, задела его ногу своей и вскрикнула. И сразу
будто пелена спала с глаз, с разума. Первая мысль: Гришенька и Вовочка
мертвы, как этот волыняк... И повалилась на траву и зарыдала. Слезы текли, и
будто с ними выходило из меня помрачение. Сколько это продолжалось? И
сколько же слез во мне? Надо встать. Я утерлась, высморкалась и встала.
- Вот и умница, - сказала Женя, а Ира попробовала погладить меня по
голове.
Я отвела ее руку, двинулась по тропинке. Как бы ни было мучительно,
надо быть в здравом уме и памяти. Чтобы не забывать моих мальчиков никогда.
Чтобы рассказывать людям, что творили фашисты. А мальчики мои мертвы.
Витенька еще жив. После гибели мальчиков он стал ближе мне и дороже. Раньше
я бывала несправедлива к нему, а он же отец Вовочки и Гришеньки. Мальчики
мои! Вы ушли далеко, далеко, откуда не возвращаются.
Ира и Женя шли за мной. Я, пожалуй, лучше их знаю места и жителей,
потому и впереди. Они не противились, но вздохнули. Не надо вздыхать,
девочки. Надо идти вперед. Пала роса, тапочки промокли, и ступни зябли.
Начало светать. Я шла и думала о том, что когда-нибудь этой или другой
дорогой возвращусь на заставу, к могилке сыновей. Будет ли со мной Витенька?
Если бы! Вдвоем легче перенести несчастье. Светает. Сколько же времени? Ни у
кого часов не было. Возможно, что-то около четырех. Я невольно остановилась.