"Олег Павлович Смирнов. Прощание (роман)" - читать интересную книгу автора

судьбы Скворцова и Лободы? А что имеет? Вот именно - что? Закурить бы. Перед
смертью. Тогда, перед последним боем, папироской его снабдил Белянкин.
Который застрелился. А Клара стала вдовой. Если бы покончил с собой и
Скворцов, то Ира также овдовела бы. Но он еще жив, и Ира еще не вдова. А
умереть ему нужно. Иного выхода нету. Снова попробовать разбить башку - о
камень, присмотреть такой камешек, чтоб наверняка. Или попадется штык - и в
сердце? Или плюнуть в рожу кому-нибудь, и тот пристрелит? А может, просто
сдохнуть от ран, от голода? И как решили поступить с ними враги? Обрывки
немецкой речи доносились до Скворцова. Он напрягал слух: может, об их
будущей судьбе? Ничего не разбирал, хотя кое-что в немецком смыслил: в
школе, в училище проходил, на заставе самостоятельно изучал, в основном - по
словарю. Скворцов мог бы вспомнить, как майор Лубченков корил его: зачем,
мол, для какой такой надобности зубришь немецкий. Он отвечал: знание языка
вероятного противника не помешает. Майор не без сожаления удостоверял: вот и
проговорился, Скворцов, вот уже и противником нарекаешь, силен, силен, но не
вспомнил этого.
- Товарищ лейтенант! Нам нужно выжить!
Выжить? Какой ценою? И для чего?

12

Лобода не прятал взгляда, говорил напористо, в самое ухо:
- Ну, убьют нас, закопают, землю жрать будем. А проку, товарищ
лейтенант? Фашистам мы страшны живые, а не мертвые! Погонят в плен - сбежим!
Проберемся на восток, соединимся со своими и будем сызнова драться!
Так, с лету, не сообразишь. А если вправду удастся сбежать, уйти в
леса, пробраться на восток к своим? Где они, свои? Уже и канонады почти не
слыхать. Прав Лобода, мы живы и обязаны думать об одном, - как продолжать
сражаться с врагом. Да, он жив! Скворцов ощутил это каждой своей клеточкой.
И враз с нетерпеливой, жадной силой захотелось есть. Пожевать бы чего, затем
курнуть. Можно и наоборот: сперва покурить, затем хоть погрызть сухарик.
Простите, ребята, что я остался жив. Так получилось. Я не оправдываюсь, я
еще сумею оправдаться перед вами: будет время. А возможно, и не будет...
- Пить! - сказал Скворцов, и Лобода поднес к его губам горлышко фляги.
Солнце припекало. Потрескивал, догорая, явор - от него тоже шел жар.
Мутящая и как бы прожигающая вонь: горелое тряпье и резина, разлагающиеся
трупы людей, лошадей, собак. Жирные золотистые мухи облепляли, лезли в рот -
вместе с водой из фляги. Скворцов брезгливо отмахивался. Напившись, с
помощью Лободы привстал, привалился спиной к глыбе. Полусидел, постанывал,
шевелил губами, будто разговаривал сам с собой.
- Ну что, товарищ лейтенант? Законно я предлагаю? Что вы решили?
- Павло, - сказал Скворцов, - жрать землю нам не надо. Пусть ее жрут
фашисты. Будем жить...
- Правильно, товарищ лейтенант!
- Не перебивай! Будем жить, а это значит - надо при первой же
возможности бежать. И драться надо, как дрались!
- Дюже правильно, товарищ лейтенант!
- Вот и договорились, - сказал Скворцов и подумал: он, в сущности,
повторил сержантовы мысли. А Белянкин, а Брегвадзе, а Варанов, а все
погибшие поймут их и простят - мертвые живых. Потому что мы будем воевать,