"Олег Павлович Смирнов. Прощание (роман)" - читать интересную книгу автора

мстить до смертного своего часа, который отодвинулся. И весь смысл нашего
нынешнего и будущего - сколько оно там продлится - существования: бить,
бить, бить фашистов.
- Павло, - сказал Скворцов, - приведем себя в порядок. Морды хотя б
ополоснуть, протереть хоть платком. От пыли отряхнуться...
- Для немцев, товарищ лейтенант? Чтоб видали: пограничник всегда
пограничник?
- Для себя также. Подтянемся по всем статьям. Ты прав: пограничник
всегда пограничник...
Лобода намочил скомканный, слежавшийся носовой платок, подал Скворцову.
Тот обтерся, вернул. Начал обтираться Лобода - деловито, с толком. За этим
занятием их и застала группа немцев во главе с фельдфебелем - от головы до
пояса худ, костист, а зад толстый, раскормленный, походка - враскорячку.
- Переводчик, - сказал Лобода, продолжая обтираться.
Фельдфебель привел с собой распаренных, упревших и гогочущих солдат.
Окружив Скворцова и Лободу, солдаты загоготали еще пуще, - от них разило
шнапсом. Фельдфебель, улыбаясь, вынул изо рта сигаретку и произнес
по-русски:
- Они смеются, что русские свиньи умываются.
- Сами свиньи, - процедил Лобода.
- Отставить, - процедил и Скворцов. - Держись в узде, не срывайся.
- Что, что? - насторожился фельдфебель.
- Что с нами будет дальше? - спросил Скворцов.
- Если сможете идти, поведем на сборный пункт военнопленных. Если не
сможете, расстреляем.
- Господин фельдфебель, - сказал Скворцов, - я прошу передать мою
просьбу вашему командованию: похоронить погибших пограничников.
- О, конечно! Немцы любят чистоту и порядок! Но хоронить ваших
пограничников мы не будем, прикажем местным жителям...
Скворцов принялся выколачивать пыль из фуражки. Отряхивал свою и
Лобода. А солдаты, глядя на них, гоготали, тыкали пальцами. Переводчик
пояснил:
- Их веселит, что русские охорашиваются. Спрашивают: не побрить ли, не
опрыскать ли одеколоном?
- Нет, - сказал Скворцов. - Обойдемся без одеколона.
Он стал сбивать пыль с плеча и тут услыхал, как взревели двигатели. Не
переставая отряхиваться, повернул голову: танки, пятясь, разворачиваясь,
уползали с заставы. Безнаказанно уползали. Безнаказанны и автоматчики -
наглые, краснорожие и пьяные. Нет, наказание будет! Если б рука была тверда,
если б было оружие! Когда рев двигателей стих, переводчик сказал:
- Вас бы привязать, руки к одному танку, ноги к другому и разорвать.
Или повесить вниз головой. Или нормально повесить, ногами вниз. Или просто
пристрелить. За то, что вы убили столько моих соотечественников. Но приказ
командира батальона: отправить в плен... Встать!
И все исчезло для Скворцова, кроме Лободы. Сумеет Павло подняться? И,
не веря себе, сам начал подыматься - одновременно с Лободой. Боль
простреливала, гнула, не давала выпрямиться, от нее меркло сознание. Откуда
же взялись силы? Измучены же, ослабели, ранены. Они встали, шатаясь. И, чтоб
не упасть, шагнули друг к другу, обнялись, поддерживая один другого здоровой
рукой. Фельдфебель не улыбался, солдаты не гоготали, - разглядывали