"Олег Павлович Смирнов. Прощание (роман)" - читать интересную книгу автора

пограничников. А Скворцов сквозь оранжевые круги, расплывавшиеся перед ним,
пытался разглядеть тело Белянкина. Да, кажется, это Виктор, а вот это,
кажется, Иван Федосеевич - рядышком лежат. Простите, друзья, и прощайте.
- Вебер! Грюнберг!
Из толпы выступили два автоматчика, щелкнули каблуками; сказав им
что-то по-немецки, - Скворцов не понял, что именно, - фельдфебель повернулся
к пограничникам:
- Ком! - И перевел: - Пошли!
Один автоматчик, рослый, дебелый, в куцем френчике, пошел впереди,
второй ткнул стволом автомата Скворцова и Лободу в спину, пошел за ними.
Фельдфебель шагал рядом:
- Шнеллер! Быстрей!
- Нох шнеллер! Еще быстрей!
Так он приказывал и переводил, а потом отстал. Скворцов и Лобода
ковыляли, оступаясь, едва не падая, но не отпуская друг друга. Если что,
свалятся вместе. Не свалятся! Иначе конвойные пристрелят. Быстрей? Еще
быстрей? Скворцов не одинок, ему помогает Лобода, а он Лободе. Их двое, и
сил у них вдвое больше. Боль сверлила темя, плечо, уходила к пояснице, к
ногам и тут продолжала сверлить, казалось: слышно, как с хрустом вгрызается
это сверло в кости. Сердце прыгало у глотки, казалось: выпрыгнет, и ты
останешься без сердца, это значит умрешь. Когда они свернули в лесок,
передний конвоир обернулся, сказал:
- Не бистро. Тихо шагаль.
По-русски кумекает? Ах ты, гад! Но что идти можно потише, спасибо, гад.
Тем более зачем и тебе спешить, надрываться? Их вели по исполосованному
танковыми гусеницами перелеску. Иных следов войны, пожалуй, и не было. Не то
что на заставе, перепаханной бомбами, снарядами, минами. Против бомб,
снарядов, мин у пограничников были пули да гранаты. Ничего, на востоке
разворачиваются советские полевые войска, у них-то есть и самолеты, и танки,
и орудия: наши еще придут сюда! И обнаружится: лейтенант Скворцов в плену.
Не бывать этому! Они с Лободой совершат побег. И, начав думать о побеге,
Скворцов уже не думал ни о боли, ни о жажде, ни о сыпучей песчаной дороге,
которой будто и не предвиделось конца. Жара. Знойный смоляной воздух. Шедший
впереди немец поминутно вытирал полотенцем лицо, шею и грудь под распахнутым
френчем; шедший позади сплевывал, отхаркивался и, булькая, пил из фляги.
Немцы перебрасывались фразами. Скворцов как будто понял: опасаются, не
сбились ли с маршрута. Вошли в дубняк, выбрались на просеку, прошли по ней,
опять углубились в лесок. Скворцов прикинул: двигаемся вроде бы на север,
вдоль Буга. Потом пересекли еще одну просеку и от нее повернули строго на
восток. Куда их ведут? Будет ли конец дороге?
Она кончилась часа через полтора. Их привели в Корытницу. Скворцов
узнал село, не раз наведывался сюда. До войны. Теперь пригнали в Корытницу,
беспомощного, плененного. На улочках - машины, повозки и солдаты вермахта,
на Скворцова и Лободу никто не обращает внимания. А местных жителей не
видно, сидят по хатам. И это как-то успокоило Скворцова: его позора не видят
люди, для которых он был представителем державы, как тут говорят. А пока
гляди, Скворцов, и запоминай: родную землю полосуют чужие скаты, попирают
чужие сапоги; возле правления колхоза - немецкий бронетранспортер, над
сельрадой красного флага нету, сорван. А как колхоз назывался? Имени
Червоной Армии... Ах, были б сейчас у него с Лободой гранаты, он бы