"Олег Павлович Смирнов. Северная корона" - читать интересную книгу автора

лицо, глубоко дышал.
Зеленела, сочнела трава на солнцепечных взлобках, резиново поскрипывала
под подошвами. Алая кора волчьей ягоды была усеяна крапинками, будто
засижена мухами, а безлистые еще ветки с остропалыми, короткими отростками
походили на птичьи лапы. На все четыре стороны вязли в синей дымке леса. На
опушку одного такого ближнего лесочка и предстояло наступать роте.
Старший лейтенант Чередовский клацнул металлическими зубами и затрубил
рожком, висевшим на шнурке, взводные скомандовали: "Вперед!", и рота
развернулась в цепь. Сергей проделывал то же, что и все: шел ускоренным
шагом, падал на землю, отползал вправо, проверив прицел, целился и спускал
курок. И снова вскакивал, шагал, падал, стрелял. Скатка немилосердно терла
шею, вещмешок колотил по горбу, а противогаз и лопатка - по ляжкам. На
губах - горько-соленый вкус пота.
Чередовский, уравновешенный, невозмутимый, дал вводную: рота накрыта
артиллерийским огнем - и бойцы броском пробежали метров сто. Все дышали, как
загнанные, и очень обрадовались, когда ротный подал сигнал; лежать на месте.
Сергей повернулся на бок, отцепил саперную лопатку и начал рыть перед
собой - земля была податливая, рыхлая. Справа от него окапывался Захарьев,
слева - Рубинчик, а еще левее - безмятежно полеживал и жмурился на солнышко
Пощалыгин. Сержант Сабиров подполз к нему:
- Пошто не окапываешься?
- Чего? - Пощалыгин притворился непонимающим. - Ах, окоп! А зачем его
копать, ежели готовый в наличии? Военная смекалка. Вон окопчик. Для меня!
В самом деле, метрах в семи впереди - старый окоп. Пощалыгин,
пригнувшись, побежал к нему и с разбегу плюхнулся. И жестоко поплатился:
сверху земля в окопе казалась подсохшей, но под трещиноватой корочкой на дне
была грязь. Перепачканный, свирепо ругаясь, Пощалыгин вылез из окопа.
Сабиров, довольный, сказал:
- Пощалыгин, кончай с матерщиной. А то получишь взыскание.
"Выслуживаешься?" - подумал Пощалыгин и выматерился - на сей раз в
душе.
К рубежу атаки ползли по-пластунски, и все выпачкались. На рубеже -
заросли засохшей пепельной черемухи - дозарядили оружие, приготовили
деревянные болванки, заменявшие гранаты, и, разнобойно горланя "ура",
побежали к опушке.
Вот она, цель наступления - полузаваленная траншея, месяца два назад
немцы держали в ней оборону. Сергей спрыгнул на дно траншеи в настоящем,
неподдельном боевом азарте.
В расположении роты Пощалыгин, отчищая шинель, жаловался:
- Фронт это или тыл? Гоняют, как цуциков.
- Спасибо за это скажи. Здесь попотеешь, в бою меньше крови, - сказал
Захарьев, уставившись в землю. Пощалыгин ухмыльнулся: великий немой
заговорил, то в день слова не произнесет, а тут целую речугу закатил. Но на
гимнастерке Захарьева была пришита золотая полоска - знак тяжелого ранения,
и Пощалыгин промолчал: фронтовик все ж таки. А у Сабирова только красная
нашивка, царапину получил, а воображает черт-те что. Придирается, дышать не
дает. И этот Чибисов прет с поучениями: "Опыт фронтовиков - бесценный фонд".
Опыт, фонд. Туда же, глиста. Чтобы вернуть приятное состояние духа,
Пощалыгин решил потолковать о своем прежнем, довоенном житье-бытье. Пускай
знают, что он не пальцем деланный: поглазел на белый свет и себя людям