"Олег Павлович Смирнов. Северная корона" - читать интересную книгу автора

- А вот у меня, ежели на то пошло, куча родных, знакомых и прочих
близких. А переписки нету, - сказал Пощалыгин, и его выцветшие глазки, как
тогда, при упоминании о приснившейся Аннушке, утратили на мгновение свой
нагловатый блеск, стали грустными.
- Напишут, беспременно напишут, - по выработавшейся привычке утешать
шамкал Петрович, хромая дальше.
Сергей провожал его взглядом, пока болтающаяся, как на палке, шинель не
скрывалась.
Но сегодня все произошло по-иному. Едва отдышавшись, Петрович поманил
Сергея пальцем:
- Пахомцев, танцуй! Кто прав? Написали?
Сергей, будто через силу, подошел к почтальону, взял сложенный из листа
ученической тетради треугольник и, беспомощно озираясь, завертел его в
руках.
- Ополоумел от радости, - сказал Пощалыгин. - Да раскрой! Читай!
Сергей опомнился. Взглянул на обратный адрес. "Краснодар, улица
Чапаева, Пахомцева..." Мама! Жива! Тугое и горячее подступило к горлу, и,
чтобы не заплакать, Сергей закусил губу.
Он протолкался сквозь толпу и пошел к курилке - скамейке из березовых
жердей у врытой в землю бочки с плавающими окурками, развернул треугольник.
На серой в волосках бумаге, исчерченной косыми линиями, прыгали фиолетовые с
наклоном в разные стороны буквы.
"Дорогой мой сынок Сережа!" Он прочитал письмо и от волнения мало что
понял. Ясно было одно: мама жива. Жива!
Успокоившись, вновь поднес листок к глазам:
"Дорогой мой сынок Сережа! Я не могла ответить на твои письма. Почему
не могла, я тебе сообщу позже, а сейчас сообщу только, что жива и здорова.
Сегодня я впервые попала домой, соседка Мария Даниловна, ты ее помнишь, из
седьмой квартиры, передала мне твои письма. Спасибо ей, сберегла.
Драгоценный мой сынок, значит, ты жив! А для матери больше ничего не надо,
лишь бы знать, что жив. Ты сообщаешь, что болезни тебя не донимают, как
будто их и не было. Дай бог, милый мой сынок, быть тебе здоровым и
благополучным. Верю и надеюсь, что мы доживем до встречи. Когда же настанет
этот счастливый день? Разбивайте скорее проклятого Гитлера. А костюмчик,
который ты носил до армии, я сберегла, он совсем новенький. И еще лежит
отрез, помнишь, еще при отце был, ему собирались пошить. Шерсть в полоску.
Дожидается тебя. Закончишь войну, приедешь, и мы сошьем тебе костюм. Сынок
мой Сережа, нет ночи, чтобы не видела, тебя во сне. Разные сны бывают. Одни
вроде к счастью, другие страшные. Береги себя. Помни, ты у меня один. Бей
немца. Поклонись всем товарищам, они тоже пускай бьют Гитлера. Пиши, если
возможно, почаще. Хотя я понимаю, что на фронте времени мало. Из твоих писем
я догадалась, что ты на Западном фронте, так это? Дорогой сынок Сережа, жди
большое письмо. А пока крепко тебя целую. Храни тебя бог! Твоя мама".
Слова "на Западном фронте" были зачеркнуты черными чернилами, но
зачеркнуты впопыхах, небрежно и потому читались без труда.
Сергей, ссутулившись, сидел перед бочкой, кусал губы, вытирал рукавом
глаза. На песчаной дорожке, направляясь к курилке, появилась группа бойцов.
Сергей поспешно спрятал письмо в карман гимнастерки, у сердца.

5