"Олег Павлович Смирнов. Северная корона" - читать интересную книгу автора

кто-то, кого Сергей еще не запомнил по фамилии: лишь вчера закончено
формирование. У всех невеселый, усталый вид. Значит, не один Сергей Пахомцев
запален...
К комбату подскакал юный адъютант и, осадив коня, взял под козырек.
Комбат приветствовал его, дернув вверх подбородком. Сергей успел уже
заметить, что комбат здоровается не так, как все: не наклоняя голову, а,
наоборот, вскидывая ее.
Горяча коня (тот переступал ногами и разбрызгивал грязь), картинно
склонившись, адъютант взахлеб говорил комбату. До Сергея донеслось: "Товарищ
капитан... Командир полка... Немедленно..."
Адъютант опять козырнул и ускакал. Комбат крикнул: "Прива-ал!" - и не
спеша поехал в том направлении, куда умчался лейтенант.
Сергей вместе со всеми сошел с дороги вправо и, облюбовав старый,
обросший мохом пень, прислонил к нему винтовку, принялся снимать скатку.
Пока он это проделывал, к пеньку подошел Пощалыгин и уселся.
- Послушай! - сказал Сергей.
Пощалыгин повернул к нему широкое лицо с подбритыми бровями и ответил
тенорком:
- А чего слушать? Серенады будешь петь?
Его голубые блеклые глазки смотрели на Сергея наивно и кротко, а
плотоядные, вывернутые губы расползались в ухмылке. Сергей, злясь,
пробормотал:
- Наглец ты...
- Зачем переходить на личности? - сказал Пощалыгин. - Я ж тебя не
оскорбляю... А пень этот ты не закупил. Во как!
И он, не сдерживаясь, захохотал. Сергей сжал кулаки. Возившийся с
обмоткой Рубинчик поднял голову, его дряблые щеки заколыхались:
- Умоляю вас, Пахомцев, не обращайте на него внимания. Стоит ли трепать
нервы, я вас спрашиваю?
В разговор вступил и Чибисов - поджарый, жилистый, безбровый. Он сидел
неподалеку на другом пеньке и, доставая из кармана смятую газету, сердился:
- Так не поступают товарищи по оружию, Пощалыгин.
Сержант Сабиров, по-узбекски поджав под себя ноги, слушал, не
вмешиваясь: чем кончится? Пощалыгин, не вставая с пенька, сбросил скатку,
вещмешок, снял пилотку; короткие цвета соломы волосы были спутаны. Сергей
плюнул, рывком схватил винтовку и отошел, швырнул скатку на землю, где
побольше травы - и ржавой, и нынешней, изумрудной, - улегся, вытянулся. Тело
ныло, не хотелось пальцем шевелить.
Каждый делал свое: сержант Сабиров смуглыми, почти черными пальцами
рвал былинки и, покусав, отбрасывал; пулеметчик Захарьев запрокинул лицо к
небу, и острый кадык его ходил туда-сюда; Пощалыгин, чавкая, жевал сухарь;
Рубинчик то наматывал, то разматывал обмотки, в старательности высунув
кончик языка; Чибисов читал газету, шепча вполголоса - такая была привычка.
В сторонке командир роты собрал офицеров и что-то втолковывал им; его время
от времени дополнял жестикулирующий замполит.
Сергей, как и Захарьев, глядел вверх. На голубовато-сером небе налезали
друг на друга кучевые облака, как льдины на реке в весеннее половодье. Да,
весна! Дует ветер с юга, теплый и влажный, овевает твое лицо, и на губах от
него остается терпкий привкус.
Сергей закрыл глаза, но ухо привычно улавливало звуки: приглушенный