"Алексей Константинович Смирнов. Лето никогда " - читать интересную книгу автора

удивлением выяснится во взрослые годы, можно за десять минут добраться на
зауряднейшем автобусе; красная глина, вишневые на входе гнезда; отбой,
опережающий закат, и многое другое. Удержится ли это в его памяти достаточно
надежно, чтобы сохраниться в записи, которую снимут с него через несколько
дней? Почувствуют ли его потомки вкус сливочного масла, которое он намазывал
черенком вилки, погруженной предварительно в кипяток? Впитают ли сверчков и
туманы, занозы и мостки, запретную станцию, заказанный пыльный райцентр, чьи
злачные места посещали невиданные в городе краснолицые личности,
привлекавшие тучи оводов; отметят ли бессменных квелых лошадок цвета
собственных каштанов и впряженных в покинутые телеги?
Холодный диск опечатают и спрячут в специальный кляссер, чтобы, когда
пробьет час, извлечь записанное и передать по наследству в эпоху, где самому
Букеру, может быть, уже не будет места, где его подстрелит какой-нибудь
кукушка, но для того-то все и задумано, ничто не должно умереть; никакая
радость и никакая печаль не проживется зря; любые страсти рано или поздно
найдут адресата и примут участие в будущем.
Через считанные дни Малый Букер разберется со временем.
Было приятно и жутко думать, что отцовский диск, хранящийся в
мемориальном фонде, уже заказан и едет к нему, спешит в "Бригантину", чтобы
поспеть к родительскому Дню. Первое, что сделает Букер - попытается
опровергнуть отцовское рассуждение о времени. Не потому, что не согласен,
вовсе нет, но из принципа. Он выдумает что-нибудь замысловатое, он так
повернет слова, что Ботинок и вправду опрокинется на лопатки, и будет
уважать, и...
- Букер!
Букер пришел в себя и увидел, что на него с жалостливым презрением
смотрит Леша.
- Какое там мужество, - вожатый безнадежно вздохнул. - Тебя же голыми
руками взять можно. Проснулся, очухался? Расскажи про подвиг Вали Репшиной.
Ладони Букера вспотели сквозь грязь. Язык его выручил: начал болтать,
опережая запаздывающее сознание и уж конечно, ничего не прибавляя к
столбикам и графикам памяти. Леша выслушал невеселую историю критически.
- Вареные вы все, - сказал он с нескрываемой неприязнью. - Не теплые,
не холодные... Вдумайтесь, мелюзга, про что говорите! Девочка! С бантиками!
Одна! Среди! И все-таки! Сама! И никто ничего! А после - ни звука! Ни
слезинки!
Скауты, опустив головы, молчали. Кто-то чертил прутиком, кто-то
украдкой чесался. Строения, природа, бронзовый Муций Сцеволочь - все застыло
в неодобрительном благословении.
- Выкинуть все шашки к чертовой матери, - сказал Леша, глядя в небо и
покачиваясь на носках. - Оставить одни зеленые. И не мучиться, не
напрягаться - какие, на фиг, дела, какие достижения...
Тут пришел Миша. Леша немедленно ему нажаловался, но тот не стал
выговаривать и скомандовал разойтись.
Ночью Букеру явился очередной сон, изувеченный при засыпании. На
коленях у него лежала его собственная голова, и он хрустко орудовал в ухе
картофельным ножом.
Букер погладил сон против шерсти, и тот встал дыбом, как вставали
многие другие сны.