"Алексей Смирнов. Мор (повесть)" - читать интересную книгу автора

- Возьмите хотя бы тургеневский "Дым" с его рассуждениями о причинах
ненависти к Западу и в то же время - преклонения перед Западом. Все дело в
русской замкнутости и допетровской отгороженности от мира - а там, в мире,
оказывается, и газеты, и книги, и корабли. Отсюда и мучительные рассуждения
о судьбе и месте России среди всего этого изобилия, общие места, растерянный
поиск идентичности. -
Подстригаемый, осведомлявший карательно-влиятельные круги, имел доступ
к запрещенной литературе и мог оперировать диковинными для советского
человека терминами. - Она как пень в муравейнике.
Столетиями прела какая-то непонятная и впоследствии спесивая
духовность. Вполне явившаяся миру в семнадцатом году, а вовсе не
уничтоженная тогда же, заметьте. Вопреки наветам врагов...
Слотченко, насвистывая ножницами, увлеченно поддакивал, а когда
надушенный клиент удалялся, подбирал с пола упавшую прядь и передавал
Свириду.
- Зачем мне это? - брезгливо спрашивал Шунт при виде очередного локона
с примесью седины.
- Ты знаешь, кто это был? - строго и тихо отзывался вопросом
Слотченко. - Ты забываешь, зачем ты здесь. - И он назвал блистательную
фамилию, почти растворившуюся в хвалебных воскурениях.
- Сохрани этот локон. Сохраняй их все - ты же писатель, а в локонах
- сила. Построй себе Ноев ковчег, построй парик, он пригодится тебе,
когда начнется мор... Бери все локоны, чистые и нечистые, от каждой твари...
Свирид съеживался под халатом, брал локон двумя пальцами, опускал в
карман.
- А когда наступит мор? - спрашивал он, обмирая от сладкого ужаса.
- Когда-нибудь он непременно наступит. - И Слотченко вдруг делал
несвойственное ему печальное лицо. - На последней коллатерали... Да что на
последней - он уже наступил, он и не прекращался никогда.
От дальнейших разъяснений Николай Володьевич отказывался. Тут входил
новый посетитель, который, оказывается, читал в предбаннике газету и слышал
провокационные откровения первого господина. Разговор возобновлялся:
- При Петре произошла актуализация комплекса неполноценности,
усугубленная традициями многовекового рабства и холопства...
Это тоже был непростой человек, сильно пишущий.
Приходил третий, так что после второго едва успевали подмести пол.
Выяснялось, что прибыл буддист-тунеядец, которому не раз угрожали
исключением отовсюду. Его заматывали в простыню, намыливали череп.
- Сотворив человека, - без предисловий начинал буддист, получивший
какую-никакую трибуну, - Бог вступил с ним в субъектно-объектные отношения.
Таким вот образом и сотворив. А потому и человек неизбежно, в смысле
проекции божественности вовне, предается тем же самым отношениям. Мир вокруг
равен Богу и равен человеку, и это проекция.
(А бритва скребла ему голову и сочно чиркала.)
- Что же внутри, когда такие проекции? Главная беда человека не в
различении добра и зла, а различение вообще как аморфный способ мышления.
Непросветленность неотделима от просветленности, а потому тоже хороша. И
увидел Бог, что это хорошо, ибо то был Он сам. Ничего плохого нет, потому
что больше нет вообще ничего. Вся беда - опять в разделении на хорошее и
плохое. Увидел Бог, что это плохо, - так тоже можно было сказать. Это только