"Алексей Смирнов. Мор (повесть)" - читать интересную книгу автора

тем как где-то и кто-то ловил его, судил, казнил.
Лишь одно обстоятельство по-настоящему беспокоило Шунта: он старел, и
коллатералей становилось все меньше. Возможно, эти процессы были связаны;
возможно, что нет. Его уже не окружали залитые огнями шоссе, свойственные
мегаполисам; ему все чаще приходилось довольствоваться парковыми дорожками,
лесными тропинками, разбитыми тротуарами. Он начинал опасаться, что лишается
силы, сила же, как учил его Слотченко, содержится в волосах, а потому он
стриг и стриг с утроенной силой, и парик его постепенно густел, тогда как
плешь на темени самого Шунта все увеличивалась. Но он не сомневался, что
настанет день, когда он наденет этот парик и выйдет, возможно, на последнюю
коллатераль - уже гениальным и заслуженным.
Изготовление парика оказывалось, однако, не таким безобидным занятием,
ибо многих писателей на многих коллатералях и в самом деле постигал некий
мор: они стрелялись, вешались, спивались; их ссылали в лагеря, их покидало
вдохновение, и они исписывались вчистую; их переставали печатать и
запрещали, вынуждая бежать за границу. Шунт и сам теперь видел, что мор уже
давно начался, а сам он отчасти - не следует и о других забывать - является
разносчиком этой чумы.
Гуляющие по коллатералям и имеющие власть, конечно же, продолжали
существовать и в собственных целях выхаживали невосприимчивое к высокому
слову стадо. Но Шунт больше ни разу не встретил себе подобных и не стремился
к этому; ему было довольно себя.

6

Однажды он здорово влип: его остановила милиция, вдруг пожелавшая
проверить документы. Шунта давно занимал вопрос: с какой ритмичностью
возникает в милиционерах это желание, редуцированное до физиологического;
есть ли здесь какая-то система, предустановленный ритм, или процесс подобен
ерофеевской икоте и протекает стихийно?
Наружность Шунта не объясняла намерения проверять у него документы:
человек как человек, ничем не подозрительный даже в своем чудаковатом парике
(парик был почти готов, и Шунт уже надевал его, все чаще и чаще).
Милиционеров было двое, один из них знал. Шунт прочел узнавание в его
карих серьезных глазах: мальчишка, вчерашний курсант, еще не испорченный
системой. И он узнал Шунта, потому что тоже умел ходить по путям и кое-что
повидал. Он даже будто бы вспомнился и самому
Шунту: когда-то и где-то этот мальчишка спешил, вызванный очевидцами
убийства. И там, где это происходило, Шунта задержали, но парень знает,
насколько оно маловажно, это далекое отсюда задержание.
Поблизости наметилась спасительная трасса, но Шунт не решался бежать:
мальчишке ничего не стоило перепрыгнуть следом и продолжить погоню. Его
напарнику - вряд ли, такое совпадение было бы уже чрезвычайным, но парень в
пылу преследования не заметил бы его исчезновения. Впрочем - почему
чрезвычайным? Вполне возможно, что власти, имеющие доступ к коллатералям,
готовили специальные отряды умельцев, отбирая юные таланты, как некогда
отобрали самого Шунта.
Оставалось одно - убивать.
Сегодня у Шунта не было настроения проливать кровь - вернее, не было
вдохновения. Кровопролитие было писательством по существу, в его форме